"Виктор Левашов. Их было семеро ("Кодекс чести") " - читать интересную книгу автора

смеялись, - это когда я сказала, отвечая на вопрос господина Назарова, что
здание на другой стороне Репербана - это главное управление полиции
Гамбурга, вот это самое здание, где мы сейчас с вами разговариваем. Я так и
не поняла, что их рассмешило.
Ш м и д т. Многих моих русских коллег это тоже смешит. Им кажется
несуразным, что главное управление полиции находится в центре самого
злачного района города.
Р о с т. А где же ему быть - на Кайзерштрассе?
Ш м и д т. Им это показалось бы более естественным. Но мы отвлеклись.
Продолжайте, пожалуйста, госпожа Рост.
Р о с т. Потом мы вернулись к кирхе святого Михаила. По просьбе Алекса
я перевела надпись на стене: "Гот руф дих" - "Господь призывает тебя".
Господин Назаров предложил сыну зайти в храм. Алекс спросил: "Ты уверен, что
этот призыв обращен к тебе?" Господин Назаров ответил: "Как знать". И мы
вошли..."

Они вошли под высокие своды собора, когда уже почти все березовые ветки
были развешаны по стенам, в простенках и на спинках длинных дубовых лавок, а
на остатках веток в проходе с визгом и криками барахтались веселые немецкие
дети. По залу метался, проверяя расстановку камер, молодой взъерошенный
телережиссер, звукооператоры пристраивали микрофоны. Эльза отметила, что при
входе они не перекрестились. Алекс сбросил с головы капюшон ветровки, а
Назаров-старший стащил свою вязаную шапчонку и пригладил рукой такие же
русые, как у сына, но заметно поредевшие волосы.
Эльза объяснила, что вон там - пульт органиста, на тех вон подмостках
будет стоять хор, а белая, слегка изогнутая лестница, заканчивающаяся
небольшой огороженной площадкой, вознесенной очень высоко, почти в центр
зала, - это кафедра, с которой будет произносить свою проповедь епископ.
Среди резвящихся детей и занятых каждый своим делом взрослых Назаровы и
Эльза были в кирхе единственными праздными людьми. Вероятно, именно поэтому
режиссер неожиданно подбежал к ним и стал что-то быстро говорить по-немецки,
обращаясь к Назарову-старшему.
- Он просит вас подняться на кафедру епископа и что-нибудь сказать, --
перевела Эльза.
- Я? - удивился Назаров. - Что я могу сказать с епископской кафедры?
Да еще по-русски!
- Не имеет значения. Четыре-пять фраз. Любых. Ему нужно проверить, как
работают микрофоны, - объяснила Эльза.
Назаров-старший повернулся к сыну:
- Вот пойди и скажи. Надеюсь, тебе уже есть что сказать городу и миру.
- Найн! Найн! - запротестовал режиссер.
Эльза перевела:
- Ему не нужен молодой голос. Ему нужен голос человека ваших лет. Тут
большое значение имеют обертоны.
Назаров-старший чуть помедлил, усмехнулся и неторопливо двинулся к
лестнице. И по мере того как он уверенно-неспешно, без всякого видимого
напряжения одолевал крутые ступени, зал затихал, а когда он оказался на
площадке кафедры, все и вовсе побросали свои дела и даже прикрикнули на
шумящих детей: настолько значительной, источающей силу и уверенность была
фигура этого человека.