"Джонатан Летем. Бастион одиночества" - читать интересную книгу автора

всем мире, Дин-стрит оживала, и ты вспоминал, что Мингус знает здесь всех и
каждого, кричит "Эй" миллиону других ребят, выходящих из магазина Рамиреза с
"Ю-Ху" или "Пикси Стикс" в руке, или, как Альберто, со "Шлитц" и "Мальборо",
купленных для брата и его подружки. Квартал, будто остров времени, школа,
удаленная на тысячи миль, матери, зовущие детей домой, автобус с бликующими
окнами, тучные дамы, возвращающиеся из офиса народного образования на
Ливингстон-стрит. Марилла, прохаживающаяся туда-сюда, напевая "Порой ты,
правда, ни во что меня не ставишь", сгущающиеся сумерки, уличные фонари,
украшенные закинутыми на них кедами, Мингус, прикованный взглядом к "Лучшим
комиксам Марвела", в которых Мистер Фантастика превращается в шар размером с
бейсбольный мяч. Его лицо и посеребренные баки видны отчетливее, чем обычно,
потому что в лицо ему вот-вот выстрелит из базуки сильный враг, робот
Тумазума.
- Твоя мама так и не вернулась?
- Не-а.
- Хреново.

Глава 5

Через пять недель он решился продать обнаженных. Они изводили его,
переговаривались друг с другом неразборчивым шепотом, показывали ему самого
себя, как зеркала в комнате смеха, и вместе с надрывавшимся телефоном,
заброшенным рабочим столом на кухне и до сих пор переполненными пепельницами
превращали нижний этаж дома в лишенный мозга череп. Пустой череп с
воспоминаниями, дежа вю. Она все не объявлялась, картины только об этом и
шептались.
Эрлан Агопян, коллекционер-армянин, живший в Верхнем Ист-Сайде, впервые
взглянул на его полотна два года назад. Желанием их увидеть он воспылал,
посетив выставку на Принц-стрит, на которой по просьбе старого учителя
Авраама экспонировалась одна из его картин. Агопян и делец с Принц-стрит
явились на Дин и объявили, что хотят полюбоваться картинами и посетить
студию художника. В студию Авраам их не повел, не желая выдавать секрет
фильма, и неосмотрительно солгал, будто до сих пор пишет обнаженных. Но он
давно бросил это занятие. Его большие кисти почти сгнили, не очищенные и не
высушенные как следует в последний раз. В тот день Эрлан Агопян заявил, что
готов купить все картины, лишив эту гостиную ее обнаженной неповторимости, и
попросил Авраама назвать сумму, которую следует вписать в чек. Армянин точно
подметил в Аврааме присущую ему неуверенность и не сомневался, что ему не
откажут. Но он ошибся, Авраам не согласился продать даже одну картину, а
Агопян на это очень рассчитывал. Делец с Принц-стрит сокрушенно и с
осуждением качал своей золотоволосой головой с солнцезащитными очками на
макушке. Может, стоило назвать какую-нибудь запредельную сумму, чтобы
увидеть в этот момент выражение его лица?
Теперь, по прошествии двух лет, Эбдус напрямую связался с Агопяном,
прекрасно понимая, что если армянин купит у него хоть одну картину без
участия посредника - а о сделке тут же узнал бы весь Нью-Йорк, - все его
прежние мостики на Сохо в Манхэттене мгновенно сгорят. Но Авраам и не
нуждался больше в этих мостиках. Он повернулся к городу спиной и двинулся в
другом направлении, в безлюдный район, страну мультяшного целлулоида.
Агопян, преследуя личные интересы, ни мгновения не колебался.