"Н.С.Лесков. Дама и фефела" - читать интересную книгу автора

начальству и расскажет, какие у ее мужа понятия о самых священных
предметах... А уж затем, разумеется, "ему покажут!"
Я пригласил его к себе переночевать, и он это принял, так как ему
решительно нельзя было иначе устроиться. Он прозяб и был голоден и потому с
аппетитом кушал чай с булками и при этом рассказал мне длинную историю своих
многосторонних страданий от жены, и в этот раз он сообщил мне и некоторые
подробности о ее происхождении: она была дворянка из южного края и окончила
курс в одном из институтов, потом поссорилась с матерью и жила в Швейцарии и
чему-то училась; после была гувернанткою, потом переводчицею и актрисою, -
нигде не прижилась. На несчастие моего товарища, она показалась ему очень
несчастною, и он на ней женился, а она потом в минуту нежности призналась
ему, что "хотела в его лице отмстить всем мужчинам за угнетение женщин". А в
доказательство того, что это было серьезно, она немедленно же начала
исполнять свою программу с такою последовательностью, что у бедняка отшибло
память на очень важные случаи их семейной жизни. Она его так огорошила, что
он все позабыл и пренаивно говорил о своем ребенке:
- Знаете, откуда он у нас взялся, - я этого, право, даже не могу себе
представить.
Но возвратимся к порядку событий.
Пострадавший в эту пору был очень расстроен и не хотел возвращаться к
своей мучительнице, а собирался жить от нее особо, Я по его просьбе ходил на
следующий день к его жене для переговоров, не согласится ли она облегчить
ему его домашнее положение или не признает ли за лучшее отпустить его на
свободу за посильное вознаграждение? В особе этой я увидел женщину, очень
некрасивую и пожилую, но смелую и бойкую и, без сомнения, способную на
большие нахальства. В приемах у нее оставался какой-то след "гостинности",
но перемешанный с самою резкою вульгарностью, или, лучше сказать, хамством.
Художник мог бы взять ее за модель для изображения русской ассамблейной
боярыни, которую культивирует император Петр Первый и с образовательною
целью напоил вполпьяна и пустил срамословить. Кое-как, хоть клочками, я
припоминаю нашу беседу"

VI

Дама встретила меня очень веселая, без малейшей застенчивости, и сама
заговорила со мной, пересыпая русские слова французскими:
- Пожалуйте, пожалуйста! Dieu vous benisse: {Бог вас благословит
(франц.).} я очень рада примирителю. Вы ведь пришли нас мирить? Садитесь, но
помирить со мною кого бы то ни было очень трудно: я не из добрых, и особенно
- извините! - я не люблю мужчин.
И, заявив о своей ненависти к мужчинам, она сейчас же упомянула и о
том, что "перед нею за всех за них отвечает ее муж". Она весело
расхохоталась и затем все время потешалась над своим мужем, рассказывая о
нем дрянной и неприличный вздор, после чего тотчас же начинала злословить
дам, писавших ему литературные письма, и называла их именами своего
изобретения, как-то: "маркиза Дешкуранс", "баронесса Шлюхман" и "леди
Кис-ме-квик" да две русские помещицы "Обнимайкина и Целовалкина", которых
она "всех презирала", а сводила она все это к тому, что "все они дуры и муж
ее смешон и решительно ни на что не годен, особливо vis-a-vis dune femme".
{Наедине с женщиной (франц.).} Для нее это, впрочем, tant mieux, {Тем лучше