"Ален Рене Лесаж. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны [И]" - читать интересную книгу автора

проглотить и первого куска, как вошел хозяин в сопровождении того
человека, который остановил его на улице. Кавалер этот носил длинную
рапиру, и на глаз ему можно было дать лет тридцать. Он подошел ко мне с
восторженным видом (*9).
- Сеньор студент, - сказал он, - я сейчас только узнал, что вы не кто
иной, как сеньор Жиль Блас из Сантильяны, украшение Овьедо и светоч
философии. Возможно ли, что вы - тот наиученейший человек, тот светлый ум,
слава коего столь велика в здешних краях? Вы даже не ведаете, - продолжал
он, обращаясь к хозяину и к хозяйке, - вы даже не ведаете того, кого у
себя принимаете. В вашем доме - сокровище: вы зрите в сем благородном
сеньоре восьмое чудо света.
Затем повернувшись ко мне, он обнял меня за шею и продолжал:
- Простите мою восторженность, я не в силах совладеть с радостью,
которую вызывает во мне ваше присутствие.
Я не смог ответить ему тотчас же, ибо он так сжал меня, что мне
невозможно было дышать; но, высвободив, наконец, голову из его объятий, я
сказал ему:
- Сеньор кавальеро, я не подозревал, что имя мое столь известно в
Пеньяфлоре.
- Как? Известно? - продолжал он в том же тоне. - Мы отмечаем всех
великих людей на двадцать миль в окружности. Вас почитают здесь за чудо,
и, безусловно, настанет день, когда Испания будет так же гордиться тем,
что произвела вас на свет, как Греция - рождением своих семи мудрецов.
За этой тирадой последовали новые объятия, которые мне пришлось
выдержать, рискуя подвергнуться участи Антея (*10). Обладай я хоть
малейшим жизненным опытом, я не поверил бы его восторгам и гиперболам; я
раскусил бы по его чрезмерной льстивости, что имею дело с одним из тех
паразитов, встречающихся во всех городах, которые, увидев приезжего,
заводят с ним знакомство, чтоб набить брюхо за его счет; но молодость моя
и тщеславие побудили меня судить иначе. Мой поклонник показался мне
чрезвычайно вежливым человеком, и я пригласил его отужинать со мной.
- О! С величайшим удовольствием! - воскликнул он. - Я слишком
признателен судьбе за встречу с прославленным Жиль Бласом из Сантильяны,
чтоб не использовать такую удачу возможно дольше. Хоть я и не чувствую
особенного аппетита, - продолжал он, - все же сяду за стол компании ради и
съем несколько кусочков из вежливости.
С этими словами мой панегирист уселся напротив меня. Ему подали прибор.
Он набросился на яичницу с такой жадностью, точно не ел три дня. По
усердию, с которым он за нее принялся, я увидел, что он справится с нею
очень скоро. Поэтому я заказал вторую, которую приготовили так быстро, -
что нам подали ее, когда мы (или, вернее сказать, он) кончали первую. Тем
не менее он продолжал усердствовать с той же скоростью и, уплетая за обе
щеки, успевал отсыпать мне одну похвалу за другой, что не мало льстило
самодовольству моей скромной особы. При этом он часто прикладывался к
стакану то за мое здоровье, то за здоровье моих родителей, счастье коих
обладать таким сыном, как я, он не уставал превозносить. В то же время он
подливал вина и в мой стакан и уговаривал не отставать. Я недурно отвечал
на все здравицы, которые он провозглашал в мою честь; это, а также его
льстивые речи привели меня незаметно в столь хорошее настроение, что, видя
вторую яичницу наполовину съеденной, я спросил хозяина, не найдется ли у