"Ален Рене Лесаж. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны [И]" - читать интересную книгу автора

умер без завещания. Я завернул к первому попавшемуся нотариусу, которого
мне указали, и, застав его дома, обратился к нему:
- Сеньор! Хозяин мой, лиценциат Седильо, находится при смерти; он хочет
продиктовать свою последнюю волю; нельзя терять ни минуты.
Нотариус был небольшой веселый старичок, любивший шутки. Он
осведомился, какой врач пользует каноника. Я отвечал, что его лечит доктор
Санградо. Услыхав это имя, он поспешно схватил плащ и шляпу.
- Ах, ты, господи! - воскликнул он, - бежим скорее, ибо этот доктор так
ретив, что его пациенты не успевают дождаться нотариуса. Сколько завещаний
упустил я из-за этого человека!
С этими словами нотариус поторопился выйти вместе со мной, и, пока мы
шагали полным ходом, чтоб прийти к канонику до его агонии, я сказал своему
спутнику:
- Сеньор, вы знаете, что у завещателей перед смертью нередко мутится
память: если барин мой случайно забудет меня в своем завещании, не
откажите напомнить ему о моем усердии.
- Охотно, дитя мое, - возразил нотариус, - можешь на меня положиться.
Считаю справедливым, чтоб господин вознаграждал лакея, который служил ему
верой и правдой. Я даже похлопочу, чтоб тебе был завещан знатный куш, если
только лиценциат склонен признать твои заслуги.
Когда мы пришли в опочивальню каноника, он был еще в полной памяти.
Сеньора Хасинта, заливаясь притворными слезами, находилась подле него. Она
только что сыграла свою роль и подготовила доброго старца к тому, чтоб он
ее всячески облагодетельствовал. Оставив своего господина наедине с
нотариусом, мы перешли с нею в прихожую, где застали фельдшера, которого
прислал доктор, чтоб сделать больному еще одно и, вероятно, последнее
кровопускание. Мы остановили его.
- Обождите минутку, мастер Мартин, - сказала ключница, - сейчас нельзя
входить к сеньору Седильо. К нему пришел нотариус, которому он диктует
свою последнюю волю. Когда сеньор составит духовную, можете пускать ему
кровь, сколько вам будет угодно.
Я и моя святоша безумно боялись, как бы лиценциат не умер во время
составления завещания, но, по счастью, акт, причинявший нам столько
беспокойства, был в конце концов оформлен. Мы увидели выходящего
нотариуса, и тот, подойдя ко мне, похлопал меня по плечу и сказал:
- Ну, Жиль Блас, ты не забыт.
При этих словах я испытал живейшую радость и проникся такой
благодарностью к своему хозяину за память, что пообещал молиться за него
богу после кончины, которая не замедлила наступить, ибо, как только
фельдшер пустил ему кровь, бедный старик, который и без того чрезвычайно
ослаб, покинул мир чуть ли не в тот же момент. Когда он уже был при
последнем издыхании явился доктор, на лице которого отразилось некоторое
недоумение, несмотря на привычку отправлять больных на тот свет. Тем не
менее он был далек от того, чтоб приписать смерть каноника питью воды и
кровопусканию, и, уходя, холодно проронил, что больному выпустили слишком
мало крови и что его недостаточно поили теплой водой. Палач от медицины, -
я имею в виду фельдшера, - видя, что никто уж не нуждается в его услугах,
последовал за доктором Санградо; при этом и тот и другой заявили, что они
с первого же дня считали положение каноника безнадежным. И, действительно,
надо сказать, что они редко ошибались, когда изрекали такие предсказания.