"К.Н.Леонтьев. Исповедь мужа (Ай-Бурун)" - читать интересную книгу автора

так истаскано?
На деле, все это силы несомненные, до того несомненные, что этими
силами, разлитыми в их полках, они победят стойкую и небрежную отвагу наших
войск. И мсьё Бертран - француз... француз и только! Все качества его нации
налицо и многие из недостатков. Своего бертпрановского нет ни искры! Бертран
ли он, или Дюмон, или Дюпюи, не все ли равно? Зачем таким людям имена? Их бы
звать француз № 31-й, француз № 1568-й и т. д. Какая разница - Маврогени!
Какое простодушие, какая искренняя, пламенная молодость во всем, в улыбке, в
блеске синих очей, в чорных коротких кудрях, которые падают на лоб, в жажде
жить и веселиться! Еще прежде я хвалил его наружность Бертрану, особенно
бледно-золотой цвет его лица и кроткого, и лукавого, и веселого; Бертран
согласился со мной и сказал: "надо уговорить его, чтобы он привез с собою
свой албанский костюм: тогда посмотрите!" И точно, пришлось мне подивиться,
как может быть красив человек, когда он одет по-человечески, а не по-нашему!
Вошел он в густой белой чистой фустанелле, в малиновой расшитой обуви с
кисточками на загнутых носках; золотой широкий пояс, полный оружия; синяя
куртка разукрашена тонкими золотыми разводами; длинная красная феска
набекрень, и с плеча на грудь падает пышная голубая кисть!
Я вслух пожалел, что не родился живописцем. Бертран обратился к Лизе и
сказал: "А я, madame, жалею, что я не женщина, когда вижу его албанцем!".
Лиза покраснела и не отвечала ему. Маврогени был необыкновенно
естественен, пока мы его рассматривали. Не скрывал своего удовольствия,
смеялся и не был смущен. Понравилось мне также то, что он мало знает и не
скрывает своего невежества; на словах как будто стыдится, а лицо веселое.
Увидал у меня на стене портреты знаменитых людей и спрашивает: "Это кто?"
Это Лист. "Кто такой Лист?" "А тут подписано Ройе-Коллар; что он сделал,
Ройе-Коллар?.." "Кто такой Бальзак?" - Странно, - отвечал я, - что вы не
знаете ни Листа, ни Бальзака. Про Ройе-Коллара я не говорю - это лицо
скромное и серьезное, не для молодых повес...
- Не знаю, говорит, извините! Мне так совестно... А сам и не думает
совеститься...
- Mavrogueni est un brave garcon, mais c'est une tete un peu felee, -
говорит о нем Бертран с высокомерием старшего и глубокомысленного друга.
Стали петь хором по-итальянски; Маврогени фальшивит, смеется и кричит:
- У греков, говорит, мало хороших голосов; для этого надо ехать в
Италию.
Увидел мой халат. "Позвольте мне надеть!" Надел, смотрится в зеркало и
доволен.
Потом рассказывает, что он никогда халатов не носил и не носит. "Когда
был на родине, проснусь поутру - ив море. И плаваю, и плаваю, ныряю, ныряю!
Некогда халат надевать!" И, несмотря на все свое ребячество, как он смело и
строго остановил Бертрана, когда у того сорвалась одна, быть может,
необдуманная невежливость. Я стал рассматривать штуцер одного из их солдат,
а Бертран сказал:
- Voila, monsieur, la bajonette francaise qui fait trembler toute
l'Europe!
Я не отвечал ни слова и поставил штуцер в угол. Маврогени пожал плечами
и заметил ему: "Здесь не бастион, я думаю... идет ли это говорить?.."
Бертран покраснел. Потом я из другой комнаты слышал, как они спорили.
- Ты приверженец русских... это известно! Ты слишком молод, чтобы