"К.Н.Леонтьев. Хризо" - читать интересную книгу автора

но и для тех отпирают такую маленькую калитку, что в нее и среднего роста
человек проходит с большим трудом.
Я в Канею почти никогда не хожу. "La societe" терпеть не могу;
иностранцы здешние так самоуверенны, так гордо смотрят на турок и на греков,
так презирают все восточное, а сами так пусты, суетны и алчны, что даже и не
смешны; они даже и в злую комедию не годятся, в них ничего резкого нет. По
желанию матери и по совету консула, я почти всем им сделал визиты: никто
почти не заплатил мне их. С какой стати пожилым и образованным членам "de la
colonie europeenne" платить визит Йоргаки Николаидису, сыну лавочника,
который торгует маслинами и мукой и носит шальвары и феску! А они не
лавочники? Мой отец не им чета! Он бился с турками еще отроком, и на груди
его один шрам благороднее их самодовольных лиц! Но то мой отец, а они
европейцы! Они говорят по-французски; они книги торговые ведут по всем
правилам бухгалтерии; они не носят фески и дорогих шальвар, как мой отец, а
старые протертые сюртуки и панталоны... Моя сестра не умеет танцевать
польку, а их дочери умеют. И когда бы ты видел, как они все дурны собой!
Нет, прав мой бедный Розенцвейг. Я становлюсь его адептом и начинаю
ненавидеть Запад.
Прощай! И писать больше не буду, пока не получу ответа, что ты согласен
со мной!..
Твой Г. H-с.
5-го апреля.

Я очень рад, что ты со мной согласен, хотя Розенцвейг, которому я
показывал твое письмо, говорит, что у тебя на уме другое, а у нас другое. Ты
говоришь, что западная буржуазия отживает свой век, и что у русских потому
есть великая мiровая будущность, что только в их среде могут развиться
какие-то новые люди, чуждые всего того, что теснит европейцев. Ты
прибавляешь также, что будущность России в высшей степени космополитическая.
Что мне с вами делать? Ты одно, а добрый мой Разноцветов другое!
Много мне писать тебе некогда сегодня, я хотел только сдержать слово.
Мы все сейчас едем в сады Серсепильи к двоюродному дяде моему
Рустем-эффенди. Уж сын его Хафуз, мой любимый товарищ детства, привел для
меня сам лихого коня, а для милой сестры моей - такого чистого, красивого и
смирного осла, что просто игрушка... Все мы едем: отец, мать, братья,
сестра, Хафуз и Розенцвейг с нами... И даже она... А! Вот еще на радость
твоему космополитизму: она - еврейка, невестка банкира Самуила Нардеа.
Радуйся же: сам я грек, дядя мой турок, у меня здесь два друга - один
русский, другой турок, а предмет любви - роза Палестины...
Вот тебе "la sainte alliance des peuples!" Прощай, ослы наши кричат, и
сестра уже зовет меня: "Йоргаки! Йоргаки! Мадам Нардеа пришла!" Вот
счастье-то! Прощай.
Твой Г. H-с.
16-го апреля.

Кто ж она? И как я полюбил ее? И как это возможно, чтоб у эллина был
дядя турок? И с какой стати его сын Хафуз мне друг? И что такое Серсепилья?
Не знаю, достанет ли у тебя сил читать все это; но я берусь тебе все
объяснить подробно.
Что такое Серсепилья? Это рай земной! Когда мы выходим с Розенцвейгом