"К.Н.Леонтьев. Египетский голубь" - читать интересную книгу автора

думал, и все ждал чего-то. А голубь мой все ворковал и ворковал, все громче
и громче, любовнее и любовнее. Что за счастие, что за мучительное счастие!
Что за тоска! Что за ожидание!

Я ожидал, ожидал и дождался! Все это случилось почти в одно время; я
влюбился в Машу Антониади и узнал, что и она меня любит, именно тогда, когда
Велико, молодой болгарин, бежал из казацкого полка Садык-паши и скрылся у
меня в доме. Тогда и персик у высокой стены моей покрылся весь розовыми
цветами, потому что настала весна; в то время и я сам стал все лучше и лучше
понимать, что воркует, что говорит и пророчит мне мой египетский голубок!

Маша Антониади была очень мила и красива собой. Глаза большие, чорные,
"бархатные", ласковые, хитрые; и что за цвет лица, золотистый и "теплый"!..
Правда, самое лицо это было немного узко, немного длинно; так по крайней
мере говорили многие... Но недостатки в женщинах я всегда любил; мне
казалось всегда, что женщина чувствует этот недостаток сама, если даже он и
мал; что ей страшно хочется нравиться (точно так, как и мне самому тогда
хотелось нравиться) и что ей от этого немного, чуть-чуть больно; я думал об
этом, я это чувствовал, даже и не думая, и меня влекло к ней уже потому, что
мне становилось ее жалко...

Я смолоду очень любил жалеть... Жалеть было в то время для меня
наслаждением...

И хотя Маша была и молода, и очень красива, и богата, и здорова, однако
мне при первом же знакомстве пришлось слегка пожалеть ее, не только потому,
что у нее лицо было немножко узко: этот недостаток так мало портил ее
красоту, что я его долго вовсе и не замечал; но и по другой причине.

Вот как это было. В первый раз мы встретились в Буюк-Дере.

Мы все были у обедни в посольской церкви. Дамы посольские стояли на
своих местах, мы на своих. Посланницы не было; тогда только ждали со дня на
день нового посла; но на месте посланницы стояла молодая советница, жена
поверенного в делах.

Отошла уже половина обедни; растворили царские врата, запели
Херувимскую песнь. Все стояли тихо; многие из дам опустились на колени...

Как вдруг она вошла (в белом платье и прекрасных синих лентах). Вошла и
не стесняясь нимало, не смущаясь, стала выше советницы, тоже преклонила
колени и стала молиться...

Пока пели Херувимскую песнь, пока архимандрит стоял перед алтарем с
Дарами, никто не обнаружил ни малейшего недовольства, но как только
притворили царские врата, советница оглянулась и на нас, и на других
посольских дам и слегка с досадой пожала плечами. Один из секретарей сделал
два-три шага. Он хотел тотчас же сделать вежливое замечание неизвестной
даме, нарушившей обычаи нашей посольской церкви; но советница остановила его
взглядом и сказала ему тихо: "Потом..."