"К.Н.Леонтьев. О всемирной любви " - читать интересную книгу автора

может исправить человечество и сделать земную жизнь покойною и для всех равно
справедливою и приятною. Надо изменить условия самой жизни; а сердца поневоле
привыкнут к добру, когда зло невозможно будет делать".
Вот та преобладающая мысль нашего века, которая везде слышится в воздухе. Верят
в человечество, в человека не верят больше.
Г-н Достоевский, по-видимому, один из немногих мыслителей, не утративших веру
в
самого человека.
Нельзя не согласиться, что в этом направлении много независимости, а
привлекательности еще больше...
Таким представляется дело по сравнению с односторонним и сухим
социально-реформаторским духом времени.
Но то же самое представляется совершенно иначе по отношению к христианству.
Демократический и либеральный прогресс верит больше в принудительную и
постепенную исправимость всецелого человечества, чем в нравственную силу лица.
Мыслители или моралисты, подобные автору "Карамазовых", надеются, по-видимому,
больше на сердце человеческое, чем на переустройство обществ. Христианство же не
верит безусловно ни в то, ни в другое - то есть ни в лучшую автономическую
мораль лица, ни в разум собирательного человечества, долженствующий рано или
поздно создать рай на земле.
Вот разница. Впрочем, я, может быть, дурно выразился словом разум... Чистый
разум, или, пожалуй, наука, в дальнейшем развитии своем, вероятно, скоро
откажется от той утилитарной и оптимистической тенденциозности, которая сквозит
между строками у большинства современных ученых, и, оставив это утешительное
ребячество, обратится к тому суровому и печальному пессимизму, к тому
мужественному смирению с неисправимостью земной жизни, которое говорит:
"Терпите! Всем лучше никогда не будет. Одним будет лучше, другим станет хуже.
Такое состояние, такие колебания горести и боли - вот единственно возможная на
земле гармония! И больше ничего не ждите. Помните и то, что всему бывает конец;
даже скалы гранитные выветриваются, подмываются; даже исполинские тела небесные
гибнут... Если же человечество есть явление живое и органическое, то тем более
ему должен настать когда-нибудь конец. А если будет конец, то какая нужда нам
так заботиться о благе будущих, далеких, вовсе даже непонятных нам поколений?
Как мы можем мечтать о благе правнуков, когда мы самое ближайшее к нам поколение
- сынов и дочерей - вразумить и успокоить действиями разума не можем? Как
можем
мы надеяться на всеобщую нравственную или практическую правду, когда самая
теоретическая истина, или разгадка земной жизни, до сих пор скрыта для нас за
непроницаемою завесой; когда и великие умы и целые нации постоянно ошибаются,
разочаровываются и идут совсем не к тем целям, которых они искали? Победители
впадают почти всегда в те самые ошибки, которые сгубили побежденных ими, и т. д.
...Ничего нет верного в реальном мире явлений.
Верно только одно - точно, одно, одно только несомненно - это то, что все
здешнее должно погибнуть! И потому на что эта лихорадочная забота о земном благе
грядущих поколений? На что эти младенчески болезненные мечты и восторги? День
наш - век наш! И потому терпите и заботьтесь практически лишь о ближайших делах,
а сердечно - лишь о ближних людях: именно о ближних, а не о всем человечестве.
Вот та пессимистическая философия, которая должна рано или поздно, и, вероятно,
после целого ряда ужасающих разочарований, лечь в основание будущей науки.
Социально-политические опыты ближайшего грядущего (которые, по всем вероятиям,