"К.Н.Леонтьев. О всемирной любви " - читать интересную книгу автора

разбойники[18][18]. Разумеется, тут естественно следует вопрос: "Кому же взять
на себя роль разбойника, кому же олицетворять зло, если это не похвально?"
Церковь отвечает на это не моральным советом, обращенным к личности, а одним
общеисторическим пророчеством: Будет зло!" - говорит Церковь. Она говорит еще:
"Званых много, проповедано будет Евангелие везде, но избранных будет мало;
только нудящие себя восходят в Царствие Небесное"[19][19],- потому что самая
добрая, кроткая, великодушная натура есть дар благодати, дар Божий. Нам
принадлежат только: желание, искание веры, усиление, молитва против маловерия и
слабости, отречение и покаяние.
"Блажен претерпевший до конца!"
Христос, повторяю, ставил милосердие или доброту личным идеалом; Он не обещал
нигде торжества поголовного братства на земном шаре... Для такого братства
необходимы прежде всего уступки со всех сторон. А есть вещи, которые уступать
нельзя.

II
Мнения Ф. М. Достоевского очень важны - не только потому, что он писатель
даровитый, но еще более потому, что он писатель весьма влиятельный и даже весьма
полезный.
Его искренность, его порывистый пафос, полный доброты, целомудрия и честности,
его частые напоминания о христианстве - все это может в высшей степени
благотворно действовать (и действует) на читателя; особенно на молодых русских
читателей. Мы не можем, конечно, счесть, скольких юношей и сколько молодых
женщин он отклонил от сухой политической злобы нигилизма и настроил ум и сердце
совсем иначе; но верно, что таких очень много.
Он как будто говорит им беспрестанно между строками, говорит отчасти и прямо
сам, повторяет устами своих действующих лиц, изображает драмой своей; он внушает
им: "Не будьте злы и сухи! Не торопитесь перестраивать по- своему гражданскую
жизнь; займитесь прежде жизнью собственного сердца вашего; не раздражайтесь; вы
хороши и так, как есть; старайтесь быть еще добрее, любите, прощайте, жалейте,
верьте в Бога и Христа; молитесь и любите. Если сами люди будут хороши, добры,
благородны и жалостливы, то и гражданская жизнь станет несравненно сноснее, и
самые несправедливости и тягости гражданской жизни смягчатся под целительным
влиянием личной теплоты".
Такое высокое настроение мысли, к тому же выражаемое почти всегда с лиризмом
глубокого убеждения, не может не действовать на сердца. В этом отношении к г.
Достоевскому можно приложить одно название, вышедшее нынче почти из
употребления,- он замечательный моралист. Слово "моралист" идет к роду его
деятельности и к характеру влияния гораздо более, чем название публицист, даже
и
тогда, когда он по способу изложения является не повествователем, а мыслителем
и
наставником, как, например, в своем восхитительном "Дневнике писателя". Он занят
гораздо более психическим строем лиц, чем строем социальным, которым все нынче,
к сожалению, так озабочены. Человечество XIX века как будто бы отчаялось
совершенно в личной проповеди, в морализации прямо сердечной и возложило все
свои надежды на переделку обществ, то есть на некоторую степень принудительности
исправления. Обстоятельства, давление закона, судов, новых экономических условий
принудят и приучат людей стать лучше... "Христианство,- думают эти современники
наши,- доказало тщетными усилиями веков, что одна проповедь личного добра не