"К.Н.Леонтьев. О всемирной любви (Речь Ф.М.Достоевского на пушкинском празднике)" - читать интересную книгу автора

которые обещаны нам Спасителем и учениками Его, по уничтожении {этой}
земли {со всеми} человеческими {делами ее;} но на {земле, теперь нам
известной, и под небом, теперь нам знакомым}, все хорошие наши чувства и
поступки: любовь, милосердие, справедливость и т. д.- являются и {должны
являться всегда} лишь тем {коррективом} жизни, тем {паллиативным лечением
язв, о} которых я упоминал выше.
Теплота необходима для организма, но ни единственным материалом, ни
единственной зиждущею силой для организма она быть не может.
Нужны твердые, {извне стесненные формы}, по которым эта теплота может
разливаться, {не видоизменяя их слишком глубоко даже и временно}, а только
делая эти твердые формы полнее и приятнее.
Так говорит {реальный опыт веков}, то есть почти наука, вековой
эмпиризм, не нашедший себе еще математически рационального объяснения, но
и без него трезвому уму весьма ясный.
Так же точно говорит Церковь, так говорят апостолы...
{Будут} лжехристы и антихристы; {будут} "ругатели, поступающие по
похотям своим", и т. д. (2 поел. Петра, III, 3; 1 поел. Иоанна, II, 18;
поел. Иуды, 18, 19).
И под конец не только не настанет {всемирного братства}, но именно
{тогда-то оскудеет любовь, когда будет проповедано Евангелие во всех
концах земли} (23).
[85]
И когда эта проповедь достигнет, так сказать, до предначертанной ей
свыше точки насыщения, когда, {при оскудении} даже и той любви, неполной,
паллиативной (которая здесь возможна и действительна), люди станут верить
безумно в "мир и спокойствие",- {тогда-то и постигнет их пагуба... "и не
избегнут!.."} (24)
А пока?
Пока "блаженны миротворцы", ибо {неизбежны распри..}.
"Блаженны алчущие и жаждущие правды"... (25)
Ибо {правды}, всеобщей {здесь не будет..}. Иначе зачем же алкать и
жаждать? Сытый не алчет. Упоенный не жаждет.
"Блаженны милостивые" (26), ибо всегда будет кого миловать: униженных
и оскорбленных кем-нибудь (тоже {людьми)}, богатых или бедных, все равно,-
наших собственных оскорбителей, наконец!..
Так говорит Церковь, совпадая с {реализмом}, с грубым и печальным, но
глубоким опытом веков. Так, по-видимому, еще думал и сам г. Достоевский,
когда писал о Мертвом доме и создавал высокое и прекрасное, в своей
болезненной истине, произведение - "Преступление и наказание".
Он тогда как будто хотел {только усилить} теплоту любви своим
потрясающим влиянием; он не мечтал еще, по-видимому, в то время о
{невозможной реально, о чуть не еретической церковной кристаллизации} этой
теплоты в {форме здания всечеловеческой жизни}.
В творениях г. Достоевского заметна в отношении религиозном одна
весьма любопытная постепенность. Эту постепенность легко проследить в
особенности при сравнении трех его романов: "Преступление и наказание",
"Бесы" и "Братья Карамазовы". В первом представительницею религии являлась
почти исключительно несчастная дочь Мармеладова (торговавшая собою по
нужде); но и она читала {только} Евангелие... В этом еще мало
православного - Евангелие может читать и молодая англичанка, находящаяся в