"Леонид Леонов. Саранча" - читать интересную книгу автора

плед, под которым он спал... вы, конечно, помните его? - Она покачала
головой и простила ему его дерзкую, стремительную юность. - Когда пароход
отходил, оставив нас на берегу, мы завели граммофон и сели на голых
новоземельских камнях: нам казалось, что так смешнее. Был четверг, шел снег.
Собаки выли, мужчины были пьяны.
- С вами были и женщины? - быстро спросила Мазель. [529]
- С нами был один самоед из-под Мезени, величайший трус земного шара.
Он боялся всего и, когда встречал человека в тундре, за версту обходил его.
Он действовал у нас за кухарку. Мы звали его Марией. Напившись водки, он
начинал суеверно плакать; тогда он трусил даже своей тени и жался к стене,
чтобы убавить ее размеры.
- Ну!..
- На пароходе зазвонили к обеду, и мы на берегу стали тоже готовить
себе пищу островитян. Граммофон играл что-то из Шуберта, - так сказал Яков.
Он очень любил это, даже во хмелю. Снежинки крутились на черном граммофонном
блине. Яков смотрел на них, поглаживал подбородок и молчал. Когда мы с
Марией кончили варку, пластинки уже не было. Я не отыскал ее и потом;
подозреваю, что брат закинул ее в море. Так он простился с миром. Кстати, с
этим пароходом он послал вам свое последнее письмо. Вы получили его?..
- ...но не прочла.
- Это ваше право... ладно! Тогда мы начали жить, то есть немножко
рисковать, - давить песцов силками, собирать гагачий пух для республики,
изучать направление льдов и ветров и записывать все это в довольно толстую
книгу; там были еще графы для температуры почвы, для количества влаги в
водомере и для... да, для воздушного давления этих свинцовых небес. Сказать
правду, нужно иметь хорошую волю, чтобы три года подряд иметь своим
собеседником только самого себя: Яков, как вы знаете, был неразговорчив! К
слову сказать, барометр всегда показывал меньше, чем было у него на душе...
Постепенно мы подружились с братом. Он был неплохой, но довольно порывистый
человек: сила его была нестойкая сила. Шмель - не то: у него и маленькая, но
неиссякаемая, как струйка в водопроводе... Мы поняли, что Новая Земля
никогда не станет Старой; там жить закаленным в разного рода испытаниях, а
не тоскующим горожанам. Скалы были усеяны гнездами гагар; мы по очереди
спускали друг друга на отвесе и шарили по их гнездам... Потом снега повалили
исправнее, и однажды, возвращаясь домой, мы увидели двух белых медведей. Они
вышли к нам чуть не в обнимку, равные, как братья, спокойные. Я выстрелил по
ним дважды, но они, по счастью, не заметили. Слушайте, мои слова тают от
этой жары, холод их пропадает. Чтобы понять хорошо, надо своими глазами
видеть тот ледяной океан, расплеснутый, как отчаяние, небеса, залитые
пылающим фуксином, и, наконец, ночь, достаточную, чтобы сойти [530] с
ума... - Он сдержался от какого-то резкого суждения и тыльной частью ладони
вытер испарину со лба. - У вас еще не просохли волосы?
- Нет, но откройте окно. От пыли в Азии не укроешься. Стало душно.
Петр кивнул головой; все двигались в окне азиатские, голова в голову,
корабли, связанные шерстяными веревками, подобные воспоминаниям. Густейшая
пыль придавала странную замшевость этому видению.
- ...ладно, мы жили неплохо, я не имею претензий к своим хозяевам.
Богатства наши копились... мужья европеянок заплатят великолепными машинами
за наши удивительные меха. Даже когда нам бывало скверно, мы не забывали про
эти машины... Так шло, но через год и четыре месяца у собак началась