"Леонид Леонов. Туатамур" - читать интересную книгу автора

Я распахнул белый занавес. Я трижды упал ниц. Я поднял голову. Я увидел
хакана. Чингис - мир ему! - лежал на ложе из белого войлока и глядел в
прорезь шатра. Он думал. За шатром ночь вышивала небо бисером, подобно [143]
Ытмари, которая возле хаканского тахта вышивала синий халат отцу. Она
вышивала турпана, пожирающего птенца. Она не взглянула на меня. Она журчала
песню неполным голосом, а мне показалось, что моя Бласмышь поет эту песню
лучше, чем Ытмарь. Тогда Туатамур еще ласкал Бласмышь и тех тридцать,
которые баюкали сон Туатамура, а среди них Нунашь.
Вот я сел на войлок. Я сказал:
- Да будет свято имя твоей матери, которое есть Улунь.
Потом я молчал, опустив голову. Вот я услышал слова каана:
- Туатамур, верный мой! Везирь Киренен сказал вчера так: в направлении
стрелы третьего Разбойника ночного неба живет буйное племя Дешт-Кипча. Они
не платят нам ежегодно двадцать тысяч котловых овец, они не слыхали полетов
наших стрел... Ты пойдешь туда. Ты возьмешь с собой Джебе и Субут-бия.
Первый молод, второй стар. Решимость и хитрость - буякши!
Я стал думать. Когда бывает третье полнолунье осени, тогда надо ждать
первого новолунья зимы. Когда бывает зимний ветер - коням трудно рыть снег,
людям скрывать следы, стреле летать далеко. Пятигодовалый верблюд сломает
ногу, если попадет в мышиную нору. Я сказал про это каану.
Чингис - мир ему и радость сада! - раздумчиво теребил гагатовую
пуговицу халата. Он закрыл глаза и запахнул халат. По халату были черные и
красные полосы: одна - черная, другая - красная, но между ними белая звезда.
Справа Чингиса сидела Бурте-Кугинь, мать сыновей, и та, черноволосая Кенджу,
которою хотел откупиться Алтан.
Я повторил про верблюда. Тут вскочила Ытмарь. Женщина скорее дабылбаз
укроет у себя за пазухой, нежели крупинку гнева в глазах! Я удивился: у меня
было много шрамов от залеченных ран, а рана сообщает воину большую мудрость,
нежели женщине ее красивость. Она крикнула:
- Тенебис! Мне говорили мои разведчики: туда девяносто дней езды. Весна
принесет победу. С тобой хакан отпустит меня, а - где я, там не бывает
кривого удара стрелы. Ты не так стар, чтобы бояться, что кости заболят от
долгой езды!
[144]
Мне было тогда лет четыре с половиной раза по двенадцать. Я взял
городов втрое, а ран у меня - вчетверо. Я сжег Нишабур и Термиз. Я пробил
стены Балха и Бедехшана. Я снял ворота с Конкирата. Расстояние между моими
ногами было в пятьдесят фарсангов. Я был батырь-дудурга.
Но я склонился с покорностью верного к подножью престола. Чингис любил
Ытмарь. Хга, никто не знает счета своим будущим дням!
Я спросил:
- Когда прикажешь, хакан, созвать курултай? Каан сказал:
- Сегодня в ночь. Я повторил:
- Сегодня в ночь. Эйе! Когда поход? Чингис сказал:
- Завтра, - когда Железный Кол наклонится над юртом.
Я повторил:
- Завтра.
А Ытмарь хлопнула в ладоши, и клубок синего шелка, ненужный в военном
обиходе, покатился прочь.
- Завтра на рассвете бить в большой барабан.