"Леонид Леонов. Evgenia Ivanovna" - читать интересную книгу автора

стоило для этого родиться на свет?" Щекотный холодок струился по спине у
Евгении Ивановны при воспоминанье о событиях следующих лет. Полгода спустя
Стратонов бросил ее без гроша в Константинополе. После одного длительного
недоеданья ушел из дому наниматься и не вернулся. Первое предположение было,
что попал под трамвай. Три дня обезумевшая Женя рыскала по моргам чужого
города. А она-то, глупая, думала, что смерть заберет их обоих сразу, если
когда-нибудь устанут от счастья их тела, но и тогда души не смогут
наглядеться друг на дружку! Полностью холод наступившего одиночества она
изведала в жаркий полдень четвертых суток, когда голод несколько позаглушил
горе. Такой маленькой стала вдруг в скверике перед громадой Айя-Софии, на
которую покойный отец под хмельком домашней наливки все собирался водружать
православный крест. Остекленевшая, сидела там, прижимая ладонь ко рту, а
вокруг шли и ехали по своим делам важные волосатые турки. Свекровкина
брошечка и золотенькое мамино благословеньице были проедены в первый же
месяц, мыть посуду в ресторанах доставалось лишь избранницам. Едва хватало
сил обороняться от искушений легкой жизни. Уже близился порог обнищания, за
которым наступает всяческая бесчувственность. Сиянья в глазах убавилось;
что-то отцовское, угловатое, фельдшерское обозначилось в ее чертах. Вместе с
другими такими же, под ногами у сытых, чужих и праздничных, голодуха погнала
ее по столицам мира. И даже во снах той поры Жене все мечталось в могилу к
мужу... но, значит, не шибко мечталось, если целых три года пришлось
добираться, прежде чем оказалась на ее краю. Это случилось в Париже, куда
ветер изгнания занес Женю после скитаний по балканским столицам. Месяц назад
отравилась светильным газом ее русская соседка по ночлежке: она была старше
Жени, некрасивей, ей нечего было продавать, как и Жене, впрочем. Русским
девкам в Париже далеко было до тех нарядных особ, что со скучающим видом,
виляя бедрами, прогуливаются от церкви Мадлен до Гранд-Опера. Но жизнь
улыбнулась Жене: в канун переломного события едва не поступила в одно
увеселительное заведенье, откуда их брали напрокат солидные, нередко высшего
круга джентльмены, как на пикники ренуаровского типа, так и в морские
прогулки на красивых яхтах. Получалось вроде кратковременного романа с
ценными, помимо харчей, подарками в зависимости от оказанных услуг, - не
исключались, впрочем, и одноразовые встречи в рамках забавного приключения.
Уже мадам, тронутая отчаянием дикарки, соглашалась выдать ей аванс - главным
образом на питание, залить жирком похудалые щеки, загладить голодные синяки
под глазами, но в последнюю минуту ангажемент не состоялся. Женя предпочла
иной, туда же, путь - несколько болезненный, зато короче. То был самый
черный ее денек, начиная с бухты Мод, где, по прибытии за границу, произошла
та, памятная выгрузка беглой армии. Точно такой же моросил похоронный
дождик. Женя сидела йод мокрым тентом кафе и рассеянно следила за собой в
воображении, как она, гадкая, разбухшая, но примиренная, плывет по Сене к
морю; слеза застилала видение... В общем, складывалось удачно, нечего было
жалеть, и не отговаривал никто, однако перед самым уходом выпала из ладони
приготовленная последняя ее монетка. Стакан был пуст, круассаны съедены. На
коленях, погибая от стыда, она напрасно шарила пальцами в луже с окурками у
тротуара. Гарсон и посетители с любопытством наблюдали проношенные пятки ее
чулок. В крайнюю минуту вмешался длинный забавный господин из-за соседнего
столика. Оказалось, монета закатилась под его упавшую шляпу. Лишь после
уплаты Женя сообразила, что по ценности найденная монета чуть не втрое
превосходила потерянную. Плохо соображая происшедшее, Женя пустилась за