"Леонид Максимович Леонов. Взятие Великошумска " - читать интересную книгу автора

моторизованная, из Дании подошла...
Прежде чем повернуться к приезжему, он долю минуты, опершись локтями о
карту, смотрел на квадратный кусок Украины, положенный перед ним на столе.
Если бы не пальцы, разминавшие папиросу, можно было бы думать, что он
задремал. Из личного опыта Литовченко знал то особое состояние человека на
большой командной высоте, когда вдруг как бы оживают эти беззвучные
иероглифы, значки и цифры, приходят в движение, ощутимо заполняя все
извилины мозга. Тогда одновременно, как в магическом стекле и лишь в
приуменьшенных дальностью масштабах, выступают самые мелкие подробности
минутки перед вражеской атакой... Чавкая, ползут запоздалые бензиновые
цистерны, и жжет их на шоссе вражеская авиация; со сдержанным чертыханьем
вязнет по колено в грязи мотопехота; и самоходное орудие завалилось в
трясину, проломив мост - никаким полиспастом не вытянешь его до ночи; в поту
геркулесовых усилий люди тащат боевое питание своим машинам; ремонтники
крадутся к подбитой вчера самоходке, прячась от минометов в тени тягача. А
где-то рядом прокладывает трассу вечернего удара немецкая разведка, а
"фокке-вульфы", как комары в закате, толкутся над передним краем, и куда-то
пропала полусотня разнокалиберных немецких танков, что час назад пробиралась
вот этой лощиной, отмеченной синим карандашом; из них двадцать четыре зверя
покрупнее завернули за рощу, в засаду, а мелочь с неизвестным намерением
спустилась к разбитой переправе и рассеялась по осеннему туманцу в ничто.
Тонны этого свежего германского хромоникеля давили на плечи командующего,
отчего, казалось порой, легче было бы, если бы все они прошли через самое
его тело.
- Сергей Семеныч... командир отдельного корпуса прибыл, - осторожно
подсказал начальник штаба. [224]
Командующий привстал навстречу, и Литовченко мог оценить по его
несвежему лицу, чего стоила ему, победителю Днепра, оборона маленького
Великошумска. На газетной фотографии, опубликованной по поводу присвоения
ему звания Героя, был изображен нестарый человек недюжинной воинской
зоркости и большого волевого нажима; этот был человечней и старше. По
меньшей мере десять лет отделяли портрет от оригинала. Но с задорной
хитринкой взглянули на Литовченку его светлые, низко срезанные веками глаза
и читали, читали в нем все до последней, еще нынешним утром написанной
строки.
- Я задержал вас, простите, - сказал он, когда Литовченко по форме
представился новому начальнику. - Слышал о вас. Хорошо воевали под
Кантемировкой. Мы с вами едва не встретились и на Халхин-Голе...
- Да, я командовал танковой бригадой, - уточнил Литовченко.
Их рукопожатье длилось дольше, чем требуется для обычного первого
знакомства.
- Мой начальник штаба, знакомьтесь. Именинник сегодня, по этому случаю
предвидится большая иллюминация в шестнадцать ноль-ноль... Что ж, подсоблять
приехали? Хорошо. - Он показал на стул возле себя. - У вас красные глаза,
генерал... простудились?
- Ветром надуло, товарищ командующий. "Виллис!"
- Тогда в порядке. Я и сам два дня с гриппом просидел... Сегодня
ветрено. Ну, места тут красивые, жалко отдавать такие. Рощи, знаете, речки
романтические. Например, река Слеза, пожалуйста... ваш район обороны! - и
стукнул пальцем в голубую жилочку на карте, которую ни на мгновенье не