"Леонид Максимович Леонов. Взятие Великошумска " - читать интересную книгу автора

ночью за раскисший противоположный берег речки. К переправам спускались
"тигры" и "фердинанды" со всякой бронированной мелочью в их надежном
полукольце; их встречали плотным огнем и уже положили много, в иные дни до
полусотни подрывалось на минных полях, но они [220] напирали по инстинкту
саранчи: задние достигнут цели!.. Защитники рубежа стояли крепко, они
выходили в поединок с подвижными крепостями, они умирали, продолжая целиться
из противотанковых ружей, артиллеристы повисали на своих пушках, и немецкие
разведчики открытым кодом радировали с воздуха своим штабам: русские не
отступают, русские никуда не отступают. Надо было выстоять и не состариться,
пока продвигались другие братские фронты... Был там один знаменитейший, злой
таежный охотник с Амура - "Тигровая смерть" у себя на родине; он и здесь
сохранил свое прозвище, но и его свалили. Происходило испытание самой
человеческой породы, и тут выяснилось, что прочнее сортовой стали смертная
человеческая плоть. Буравя нашу оборону резервами, подтянутыми под
прикрытием нелетной погоды, противник за четверо суток продвинулся на восемь
километров. Все это гораздо короче, лаконичным штабным языком рассказал
полковник.
- Вот этот самый ганец, - кивнул он на долговязого немецкого зенитчика,
которого вели по улице, - сообщил со слов офицеров, что к исходу месяца
Гитлер рассчитывает посетить Киев. Киевбургом собираются назвать! - Он
усмешливо покачал головой и мимоходом заглянул в окно. - Командующий у себя.
Я покину вас здесь, товарищ генерал.
Часовой по-ефрейторски откинул винтовку в сторону, и одновременно дверь
пропела что-то складное и приветливое домовитым бабьим голоском. Тесная,
полутемная кухонька полна была военного народа. На скамье близ окошка
занимался чтением сухощавый человек с костяным желтоватым профилем, -
видимо, заезжий, в военной форме, артист. Трепаную - поминок от бежавших
хозяев - книжку он держал в точеных чистых пальцах; судя по первой запевной
строке главы, это был Гоголь... Два фронтовых майора также дожидались
очереди на прием, и один натуго забивал махорку в трубочку, а другой, томясь
бездельем, рассматривал иконы, заполнявшие угол и украшенные расшитыми
рушниками. На нижней, освещенной тускнеющим солнцем и в дешевом волоченом
киоте, безусая ангельская конница, численностью до полуэскадрона гналась за
пешими демонами, явно сконфуженными таким обстоятельством; [221] впрочем, не
атака привлекла внимание майора, а просто он пользовался стеклом как
зеркалом. Ощутив взгляд на спине, он обернул молодое лицо и не очень
естественно заметил что-то о плохой кавалерийской посадке ангелов.
- Ничего, юноша... все мы небритые сегодня, - усмехнулся артист к еще
большему смущению офицера и, погладив желтоватый подбородок, перевернул
страницу.
Три ординарца еще стояли у печки с подпухшими от бессонницы лицами.
Ближний помог Литовченке отыскать свободный крючок на вешалке. В ту же
минуту от командующего вышел длинный генерал, его помощник по технике.
Соратники по началу кампании, они узнали друг друга.
- Вовремя, Василий Андреич. Хозяин ждет тебя. Укомплектован полностью?
- По штату. Слышал, большие дела у вас?
- Да... как говорится, бои местного значения. Третьи сутки не спим,
лезут. На днях мы им такой натюрморт из двух саксонских полков соорудили,
что, кажется, следовало бы образумиться, а вот опять...
Они прислушались к двойному телефонному разговору за фанерной дверью.