"Донна Леон. Смерть в "Ла Фениче" ("Комиссар Гвидо Брунетти" #1)" - читать интересную книгу автора

- Это хорошая мысль, Мьотти. Даже очень. Возвращайся и потолкуй с ним.
Увидимся завтра утром. Кстати, по-моему, завтра на службу раньше девяти
являться необязательно.
- Спасибо, синьор, - радостно улыбнулся Мьотти и браво отсалютовал,
Брунетти в ответ небрежно махнул рукой, и парень устремился обратно - в
театр и далее, к вершинам полицейской карьеры.


Глава 4

Брунетти шел к отелю, окна которого сияли несмотря на поздний час,
погрузивший город в темень и сон. Некогда столица развлечений всего
континента, Венеция обратилась в провинциальный городок, где после десяти -
одиннадцати вечера исчезают все признаки жизни. Если в летние месяцы она еще
нет-нет да припомнит куртуазный блеск прошлого - покуда стоит хорошая погода
и раскошеливаются туристы, - то зимой это просто дряхлая старуха, норовящая
пораньше завалиться спать. По ее опустевшим улицам бродят лишь кошки да тени
былого.
Но именно в это время город казался Брунетти всего прекрасней - лишь в
эти часы он, венецианец до мозга костей, мог ощутить отблеск минувшего
величия. Ночная темнота скрывала мох, которым поросли ступени палаццо вдоль
Большого Канала, притеняла трещины в стенах церквей и делала невидимыми
пятна выщербленной штукатурки на фасадах зданий. Словно красотке не первой
молодости, Венеции необходим полумрак, чтобы на миг вернуть волшебство
исчезнувшей прелести. Катер, днем доставляющий в лавки стиральный порошок
или капусту, в ночи превращается в таинственный челнок, плывущий в неведомую
даль. А туман, который в эти зимние дни тут частый гость, способен и вовсе
преображать людей и предметы: даже длинноволосые юнцы, что толпятся в
подворотне и стреляют сигареты у прохожих, начинают казаться призраками
прошлого.
Комиссар взглянул на звезды, - дивные, ясно видимые над черными
домами, - и, продолжая затылком ощущать их великолепие, двинулся дальше к
отелю.
В вестибюле казалось пустынно и одиноко, как бывает по ночам во многих
общественных зданиях. За регистрационной стойкой сидел ночной портье,
откинувшись в кресле к самой стенке и уткнувшись в розовый лист сегодняшнего
выпуска спортивной газеты. Старик в переднике в черно-зеленую полоску
посыпал сырыми опилками мраморный пол вестибюля, а потом тщательно выметал
их. Брунетти заметил, что проложил тропу сквозь мельчайшую древесную крошку,
и, поняв, что теперь неизбежно наследит на уже выметенном полу, повернулся к
старику и произнес:
- Scusi[17].
- Ничего, ничего, - отозвался старик и замел его след своей щеткой.
Портье даже не выглянул из-за газеты.
Брунетти шел по вестибюлю. Вокруг шести или семи низких столиков
стайками сбились широкие мягкие кресла. Миновав их, Брунетти направился к
единственному человеческому существу, видневшемуся среди всей этой мебели.
Если верить прессе, сидевший за столиком был лучшим режиссером из числа
постоянно работающих в Италии. Два года назад Брунетти видел в его
постановке пьесу Пиранделло в Театре Гольдони и остался под сильным