"Алексей Леонтьев. Белая земля " - читать интересную книгу автора

ужасающе худа, эта до черноты загоревшая девчонка. Не замечаю ни
многострадального облупившегося носа, ни протертых на коленях спортивных
шаровар, ни нелепых баранчиков кос - говоря объективно, они совсем не
украшают мою подругу, но она не признает никакой другой прически. Мне просто
приятно смотреть, как она смеется, глотает, обжигаясь, вымоченные в соусе
кусочки хлеба, пьет мутноватое молодое вино. Я подымаю стакан.
- За нас!
Но Нина трясет головой.
- За всех!
Широким жестом она включает в тост и заботливого красавца грузина, и
шумную компанию на противоположном конце стола, и пыльную площадь, и щедрый
базар, и ослепительное солнце, и синее море, и весь этот необыкновенный
день.
От холодного вина слегка ломит зубы.
На том конце стола голоса становятся громче. Там пьют много и вкусно.
Их пятеро. Все средних лет, в шелковых летних кителях. Перед каждым стоит
тяжелая литровая бутыль. И едва какая-нибудь из них пустеет, как кудрявый
красавец тут же заменяет ее новой. Пьют с тостами. И пока один, торжественно
привстав, говорит, остальные терпеливо слушают его длинную, полную сложных
периодов речь.
Не встает только один. Он сидит как раз против нас, худощавый,
подбористый, с заметной сединой в коротких прямых волосах. Несмотря на жару,
он в темной, наглухо застегнутой гимнастерке. Он пьет вровень со всеми,
опустошая каждый раз стакан до дна, но говорит меньше других. Большинство
тостов, кажется, обращены к этому строгому немногословному человеку.
Неслышно в духан вошли музыканты. Они тянулись гуськом за женщиной в
черном. Музыкантов трое. Непомерных размеров высокий и толстый человек
держал скрипку. В его огромных руках она казалась детской "восьмушкой". У
двух других - незнакомые мне инструменты. Один напоминает волынку, другой -
флейту. Лица музыкантов бледны и неподвижны. Они слепы.
Оркестр негромко заиграл "Сулико".
То ли от мелодии песни, рассказывающей о поисках могилы возлюбленной, -
мне говорили, что подлинный текст песни совсем иной, но мы знали лишь
популярный русский перевод, - то ли от белых, застывших лиц музыкантов Нина
становится серьезной. Она отставляет стакан. Ее взгляд все чаще падает на
человека в гимнастерке.
- Как ты думаешь - будет война?
Мои мысли настолько далеко, что я даже не сразу понимаю смысл вопроса.
- Когда я утром раскрываю газеты, - тихо говорит Нина, - мне становится
жутко.
- Значит, не надо их раскрывать...
Я тянусь к бутылке, Нина задерживает мою руку.
- Когда один человек попадает на улице под машину, вокруг мигом
собирается толпа. Люди волнуются, спасают жизнь совершенно незнакомого
человека, дают свою кровь, в конце концов судят шофера...
- Выпьем за безопасность уличного движения! - довольно глупо острю я.
Нина морщится, но не отпускает моей руки.
- Об этом кричат все плакаты на шоссе... А вот о том, что каждый день
гибнут тысячи людей, сообщают две равнодушно помещенные рядом сводки на
четвертой странице газеты. И никто не спасает, не судит!