"Евгений Ленский. Рай-на-задворках" - читать интересную книгу автора

сказаться на их психике, но...
Потом мама часто приезжала ко мне в школу. Мы не вспоминали этот
случай и почти не говорили об отце. Я все больше хвастался успехами в
учебе и спорте, а она показывала картины. Там, в горах, она много
писала и, по-моему, ее пейзажи были очень хороши, хотя и странны.
Вроде как на Земле, и в то же время как-то не так. Между прочим,
рисовали они вдвоем - сначала отец, примитивно, какие-то наброски,
намеки. А потом мама делала из них картины, и они всегда считались ее
работами. Почему мама показывала их только мне? И почему она всегда
пристально следила за моей реакцией? Следила настороженно и с
надеждой. Она даже радовалась, когда картины не вызывали у меня
интереса. Отца я увидел еще только раз - в день его смерти.
Декан факультета вызвал меня по информеру прямо из бассейна, н
через час я уже летел на станцию. Старик знал только, что мама
настоятельно просила прислать меня немедленно. Домой меня не вызывали
никогда, значит, что-то случилось.
Когда снег, взметенный посадкой, опал, я сразу увидел маму у
крыльца, в заиндевевшем от долгого стояния комбинезоне. Отец лежал в
своем кабинете на низкой широкой тахте, и на его бледном, осунувшемся
лице были страдание и страх. Не знаю как, но я сразу понял, что это
вызвано моим появлением. Я что-то бормотал насчет того, почему меня не
вызвали сразу, или почему вызвали меня, а не перевезли отца вниз, в
больницу. Там не только любую болезнь вылечат, а вообще нового
человека могут сделать из его собственного старого кусочка. Но мое
бормотание заглохло само собой. Как мне было жалко его, такого
внезапно постаревшего и слабого! Хотя "внезапно" это было только для
меня, ведь я не видел его уже несколько лет.
Выросший без отцовской ласки, я был не сентиментальным и считал
себя неспособным на бурные эмоции. Но как сейчас помню нежность,
заполнившую меня. Я увидел, как страх в его взгляде медленно исчезает.
Он всматривался в меня - и словно открывал что-то успокаивающее,
что-то чрезвычайно важное.
- Папа! - закричал я и впервые бросился его обнимать. Каким легким
было его высохшее тело! Кажется, я носил отца на руках, шептал ему на
ухо что-то ласковое, и он тоже что-то шептал и гладил меня по голове.
Всего не помню, зато навсегда запомнил слова, сказанные, когда я
уложил его обратно на тахту. Он говорил медленно, но в голосе звучала
прежняя властность. Я тогда не очень-то вслушивался в слова, скорее,
бездумно запоминал их, как эта катушка запоминает мои. Какое мне было
дело до какой-то неизвестной планеты, когда передо мной лежал
обретенный на двадцать первом году жизни, такой больной и родной отец!
И до сего момента я как запись прокручиваю эти слова - и не могу
понять их до конца.
- Проклятый Рай-на-задворках, - говорил отец. - Я назвал ее
Райна-задворках - может быть, ее не вспомнят, не найдут. Или найдут
когда-нибудь потом, уже более мудрые, более сильные. Мне надо было
умолчать, но я не смог, я вписал ее в "мемуар". Это был мой долг...
или долг был в том, чтобы скрыть?.. Но ведь я ничего не знаю
наверняка. Доказательств нет. Я думал, я всю жизнь боялся, я ошибся, и
это огромная радость. Но только ты, один ты. А другие?..