"Евгений Ленский. Рай-на-задворках" - читать интересную книгу автора

...Ступил своей ногой. Почему "проклятая"? Почему отец так
ненавидел этот в полном смысле слова рай? Почему он требовал, чтобы я
помешал полету сюда? Да и как вообще он мог такое требовать? Вопросы,
вопросы, вопросы - ответы на которые где-то здесь, в этих зеленых
ласковых полях, прозрачных ручейках, ярких и нежных рощах. Где? На
всей "Алене", может быть, только я до конца ощущаю непонятность
поведения отца. Он был странный человек, герой-косморазведчик Петр
Арно! Я испытываю какую-то болезненную потребность снова и снова
вспомнить самые мельчайшие детали нашего нечастого общения. Только
никак не могу понять: в них ли кроется ответ на загадки планеты, или
наоборот - здесь разгадка поведения отца? Во всяком случае, связь
несомненна.
Мне всегда не хватало методичности. Это особенно заметно, когда я
вплотную подошел к тайне. Итак, по порядку.
Я - Серж Петрович Арно, главный механик исследовательского
космолета "Алена", командир боевых машин по планетному расписанию.
Хотя кому на такой планете нужны боевые машины, чудовища с лазерами и
деструкторами, с прочей тысячью и одной смертью? За всю историю
исследования планет их всего два раза пускали в ход.
Мой отец - Петр Арно, косморазведчик, оператор высокогорной станции
наведения. Моя мать - Анна Арно. Она рассказывала мне, что полюбила
отца во врема его послеполетного отдыха в санатории "Сахара", где она
была наблюдающим врачом. Отец отличался от всех отдыхающих ростом,
спокойствием и подчеркнутым безразличием к женщинам. ("Что-то не очень
это свойственно косморазведчикам после полета..." Ах, мама, мама!).
Врачи не нашли ничего необычного в том, что Петр Арно добровольно
запер себя на безлюдной высокогорной станции. После роспуска корпуса
косморазведчиков бывшие "космические бродяги" выкидывали и не такие
номера. Мало кто из них пошел в исследовательский космофлот. И когда
Петр Арно в шестой раз отказался смениться, мама настояла на посылке
ее на станцию врачом-наблюдателем - на месяц, обернувшийся жизнью.
Я очень любил отца. Любил тем больше, чем меньше он обращал на меня
внимания. Хотя неправильно - "не обращал внимания". Обращал. Помню, он
ставил меня перед собой и долго смотрел, словно сравнивал с каким-то
образцом. В детстве я боялся этого, боялся отчуждения в глазах отца,
какой-то отстраненности. А потом я уходил, так и не дождавшись ласки.
Вся положенная ребенку ласка доставалась мне от мамы. Но даже у нее
иногда, если заставал врасплох, я замечал такое же изучающее внимание.
Окончательно пропало оно только после моего поступления в школу
космомехаников. Это был самый решительный шаг в моей жизни, начисто
сломавший наши семейные отношения. Когдя я объявил о своем решении,
отец впервые меня ударил. Ударил неожиданно, и в глазах его горела
такая ярость, что я ужаснулся.
- Не смей! - закричала мама. - Не смей! - до сих пор не знаю, мне
или ему.
Я выбежал из домика и вскочил в вертоплан с твердым намерением
никогда больше здесь не появляться. Скользя в воздушных потоках вдоль
горных склонов, я весь корчился не от отцовского удара, а все от того
же отчуждения, явственно мелькнувшего в глазах мамы. Конечно, долгая
жизнь в отрыве от людей, снег и скалы, скалы и снег должны были