"Джон Леннон, Пол Маккартни, Джордж Харрисон, Ринго Старр. Антология "Битлз"" - читать интересную книгу автора

Пенни-Лейн, и проезжали целые мили, ничего не заплатив. Меня все время била
дрожь - так мне было страшно. Однажды я вообще чуть не свалился, катаясь
таким образом (67).
Среди своих сверстников я был большой шишкой. Я очень рано узнал уйму
скабрезных шуток - их рассказывала мне девочка-соседка (67).
Никто не объяснял мне, что такое секс. Я узнал о нем из надписей на
стенах. К восьми годам я уже знал все. Все демонстрировалось наглядно, все
видели похабные рисунки, знали наперечет всевозможные извращения и гадости.
Когда мы избавимся от угрызений совести и лицемерия, секс займет по праву
принадлежащее ему место в обществе, станет неотъемлемой частью жизни.
Эдинбург - моя заветная мечта. Эдинбургский фестиваль и парад в замке.
Туда съезжаются оркестры всех армий мира, маршируют и играют. Всем нравились
американцы, потому что они классно держали ритм, но еще лучше играли
шотландцы. Я помню, какой восторг охватывал меня, особенно в самом конце,
когда выключали свет и один парень играл на волынке, освещенный
одним-единственным прожектором. Вот это было да! (79)
С раннего детства я был музыкальным и до сих пор удивляюсь тому, что
этого никто не замечал и ничего не предпринимал, - может, потому, что это
была непозволительная роскошь (65).
[Однажды в детстве] я сам отправился в Эдинбург в гости к тете и всю
дорогу играл в автобусе на губной гармошке. Водителю понравилось, и он
пообещал завтра утром встретиться со мной в Эдинбурге и подарить мне новую,
классную гармошку. Это ободрило меня. А еще у меня был маленький аккордеон,
на котором я играл одной правой рукой. Я играл те же мелодии, что и на
губной гармошке: "Шведскую рапсодию", "Мулен-Руж", "Зеленые рукава" (71).
Не помню, откуда она [губная гармоника] взялась у меня. Наверное, я
выбрал самый дешевый из инструментов. Мы часто болтали со студентами, у
одного из них была гармошка, и он сказал, что купит мне такую же, если к
следующему утру я разучу песню. А я разучил целых две. В то время мне было
лет восемь-двенадцать. Словом, я еще ходил в коротких штанишках.
В Англии есть экзамен, о котором каждому ребенку твердят с пятилетнего
возраста. Он называется экзаменом для одиннадцатилетних. Если ты не сдашь
экзамен для одиннадцатилетних, можешь считать, что твоя жизнь кончена. Это
был единственный экзамен, который я когда-либо сдал, да и то с перепугу.
(После экзамена учитель обычно говорит, что теперь ты можешь делать
все, что хочешь. И я начал рисовать.) (74)
Я смотрел на сотни незнакомых детей [в средней школе "Куорри-бэнк"] и
думал: "Черт, с этой толпой мне придется драться всю жизнь", - совсем как в
"Давдейле". Там было несколько настоящих крепышей. Первую же свою драку я
проиграл. Я растерялся, когда мне стало по-настоящему больно. Впрочем,
всерьез драться мне не пришлось: я только бранился, орал, пытался увернуться
от ударов. Мы дрались до первой крови. С тех пор, когда мне казалось, что
противник сильнее меня, я предлагал: "Давай лучше бороться..."
Я был агрессивным, потому что стремился к популярности. Мне хотелось
быть лидером. Это лучше, чем всю жизнь оставаться размазней. Я хотел, чтобы
все исполняли мои приказы, смеялись над моими шутками и считали меня
главным. Поначалу я пытался вести себя как в "Давдейле". Там я хотя бы был
честным, всегда во всем признавался. Но потом я понял, что это глупо, что
этим я ничего не добьюсь. И я начал врать по любому поводу.
Мими только однажды выпорола меня - за то, что я стащил деньги у нее из