"Паскаль Лене. Прощальный ужин " - читать интересную книгу автора

облегчение оттого, что больше никогда не увижу ее, а главным образом -
оттого, что она не узнала меня, когда наши взгляды встретились. Один из ее
друзей вспомнил о последнем ралли у "Киу", другой говорил о помолвке некоей
"Виктории" с маленьким "Максимилианом". У этой Виктории фамилия была то ли
"де Салями", то ли, может быть, "де Лепант". Мысли у меня путались. Я и в
самом деле пребывал где-то между Грецией Фемистокла и Испанией Филиппа II, и
книги по истории никак не способствовали моему пониманию таинственного
языка, который звучал вокруг меня. Я почувствовал себя навеки чужим для той,
кого любил. И помочь тут мне не мог ни один университет и ни одна
библиотека. Я теперь думал лишь о том, как бы поскорее обрести то состояние
забвения и покоя, что сопровождало меня в моей предшествующей жизни. Отныне
я испытывал лишь смутную потребность в небытии и с удовольствием тут же
забросил бы куда угодно скромный томик стихов, который столь самонадеянно
принес с собой в качестве подарка.
Между тем маленький кружок вокруг Эллиты вдруг распался, и все мое
существо, превратившись в чистую энергию, потянулось к чуду нового появления
моей возлюбленной. Однако этот восторг тут же обернулся свинцом ужасного
разочарования: Эллиты там уже не было. От нее остался, как в первое
мгновение после ослепительной вспышки, лишь след ее отсутствующей тени.
В этот момент ко мне подскочили три собачки и с пронзительным тявканьем
засуетились вокруг ног. Это не столько пугающее, сколько комическое
перевоплощение свирепого Цербера заставило меня подняться по ступенькам к
мраморному перистилю, где я укрылся между двумя колоннами. Собачки отстали
от меня, найдя себе какую-то другую забаву. Из дома вышел привратник в
долгополой ливрее и, проходя мимо, внимательно посмотрел на бедного Орфея,
стоявшего у двери со сборником стихов в руке. Я испугался на какое-то
мгновение, не спросит ли он сейчас у меня, что я здесь делаю. Почему же я не
уходил сам, не дожидаясь, пока меня прогонят? Но ведь я мог показать
привратнику свою книгу и уверенным тоном сказать: "Мне поручили передать вот
это лично мадемуазель Эллите". Выражаясь таким образом, я бы ничуть не
солгал, ибо юноша, стоявший перед высокой дверью из стекла и кованого
железа, и в самом деле был посланцем другого человека, которому вовсе не
следовало приходить на этот праздник, но которому хотелось вручить Эллите
эту книгу и всю свою любовь.
Привратник прошел мимо и затерялся в неотчетливых движениях, там и сям
взвихрявших лужайку, на которой догорали последние солнечные лучи. А сзади
вдруг возникло яркое свечение, отбросив на ступени крыльца тень от колонн. С
тревожным ощущением, словно этот свет прожектора уколол меня, я резко
обернулся. Но на меня никто не смотрел. Я же, напротив, за стеклянной дверью
узнал Эллиту. Узнал и юношу со светлыми волосами. Точнее, увидел лишь его
руку, свободно лежавшую на плече моей любимой, и был этим потрясен. Хотя мне
вовсе не следовало удивляться ни его присутствию, ни его позе, так как
именно его больше, чем Эллиту, пытался я отыскать глазами в течение
нескольких последних минут (как люди пытаются получше разглядеть самих себя,
наблюдая за тем, что, возможно, делает других отличными от них, и мне,
стоявшему в своем жалком школярском костюмчике с залоснившимися от парты
рукавами, мой соперник казался воплощением элегантности. Он выглядел
настолько же непринужденным, насколько я ощущал себя неловким. Он был вполне
на своем месте рядом с Эллитой, в то время как я стоял, отделенный от нее
стеклом). Толщина стекла мешала мне слышать мою любимую, но я видел, что она