"Звездная дорога" - читать интересную книгу автора (Авраменко Олег Евгеньевич)14. ЭРИКПосле разговора с отцом и Амадисом я прилёг вздремнуть, рассчитывая лишь на пару часов, но проспал добрых шесть, что не входило в мои планы. Зато проснувшись я почувствовал себя бодрым и отдохнувшим, а состояние глубокой подавленности сменилось вполне терпимой угнетённостью. Кошмар последних дней постепенно отступал под натиском присущего мне оптимизма и жизнелюбия. Хотя по-прежнему я видел будущее отнюдь не в розовых тонах – но уже и не в чёрных. Времени отлёживаться не было. Мои наручные часы (подарок тёти Бренды) показывали, что в Авалоне перевалило за полдень. Я встал, кое-как привёл себя в порядок, сменил помятую одежду на новую, затем прошёл в свой кабинет и первым делом связался с Морисом – у него было специально настроенное на меня зеркальце, которым мог воспользоваться и простой смертный. – Привет, Морис, – сказал я, когда его изображение появилось в моём зеркале. – Как у тебя дела? – Да никак, – ответил он. – Всё спокойно, без изменений. – Кто-нибудь появлялся? – Только Дионис, всего на минутку. Он искал тебя, но я сказал, что ты в Солнечном Граде, и он убрался... Гм... Выразил соболезнование по поводу кончины моего мира. – Понятно. Надеюсь, ты изобразил скорбную мину? – Необходимости изображать не было, она сама изобразилась. Как подумаю о миллиардах людей, мужчин и женщин, взрослых и детей; у каждого были свои мечты, надежды, планы на будущее... И всё это в одночасье рухнуло, превратилось в ничто, развеялось по ветру радиоактивным пеплом. Теперь спокойствие самого вшивого из ваших колдунов стоит по меньшей мере шести сотен жизней простых смертных... будьте вы прокляты!.. – Морис умолк и потёр лоб. – Кажется, я повторяюсь. – Повторяйся почаще, – сказал я, и это было искренне. – Не позволяй мне забыть о том, что произошло. – Ты и так не забудешь, я в этом уверен. Кстати, что говорят в твоём Доме о смерти Ладислава? – Как и везде, всякое. Мой дядя Амадис, между прочим, здорово напугал меня. – Чем же? – Он предположил (не знаю, насколько серьёзно), что Ладислав совершил на Земле Юрия Великого какое-то чудовищное преступление и решил замести следы, развязав мировую войну. А сам погиб по неосторожности. Морис присвистнул: – Ого! – Вот именно. Я тоже так подумал. – Чёрт побери! Он в двух шагах от правды! Стоит ему копнуть чуть глубже... – Не беспокойся. Амадис копать не будет. И никто не будет. У нас есть неписаное правило, согласно которому мёртвых не судят. Даже если кому-то ещё взбредёт в голову нечто подобное, дальше догадок он не пойдёт и не станет доискиваться правды ради самой правды – благо в последнее время никто из колдунов не пропадал без вести. Так что любое расследование в этом направлении будет воспринято в Даж-Доме как смертельное оскорбление. – У вас на каждом шагу сталкиваешься с условностями и предрассудками, – не удержался от замечания Морис. – Точно, – не стал отрицать я. – Однако признай, что – Согласен, – кивнул Морис. – Какие у тебя планы? – Ненадолго отлучусь, – ответил я. – Похоже, наши поиски зашли в тупик. Я обращусь за помощью к Диане. Морис опять встревожился: – А может, не надо? Может, мы ещё попытаемся... то есть, ты попытаешься. Знаешь, это очень опасно... – Знаю. Я не собираюсь открывать Диане все наши карты... гм, открою только часть карт. Уверяю тебя, она ничего не заподозрит. Всё будет выглядеть совершенно невинно. Я изложил ему свой план, и после некоторых колебаний он согласился. На этом мы попрощались. Закончив разговор, я спрятал зеркальце в карман, выдвинул ящик стола и достал оттуда запечатанный конверт. Без имени, без адреса, без какой-либо другой надписи, вроде: «Вскрыть в случае моей смерти или исчезновения». Его и так вскроют, с надписью или без неё, если со мной что-нибудь случится. Вот только кто вскроет?.. Вздохнув, я взял ручку и написал: « Очень драматично! Тьфу!.. Да ну его к чёрту! Я скомкал письмо, положил его в пепельницу и поджёг. Глядя на пожирающее бумагу пламя, я с тоской думал о том, что по-настоящему никому не доверяю – даже отцу, даже маме... Когда письмо догорело, я в лучших традициях шпионских романов отнёс пепельницу в туалет, высыпал её содержимое в унитаз и спустил воду. «...А мне костёр не страшен, и пусть со мной умрёт моя святая тайна...» Умирать я не собирался, я хотел жить. Но даже бессмертные колдуны в конечном итоге смертны, притом внезапно смертны, что лишний раз подтвердил случай с Ладиславом. Я вовсе не альтруист; подобно большинству людей, я прежде всего думаю о себе, а уже потом – обо всех остальных. Я уничтожил письмо, написанное лишь неделю назад, из чисто эгоистических соображений. Если мне суждено в скором времени принять смерть, то я хотел умереть спокойно, не мучаясь в последние мгновения жизни мыслью о том, что, возможно, вслед за мной (и по моей вине!) в могилу отправятся сотни миллиардов мыслящих существ. Мой умеренный эгоизм был далёк от концепции «после меня – хоть потоп». Разделавшись с письмом, я пошёл к маме. К счастью, она была занята и без лишних разговоров переправила меня в Авалон, отложив на потом все расспросы о моих дальнейших планах в свете последних событий – гибели Ладислава и примирения с Володарем. Хоть это хорошо. Сейчас я не был расположен к откровенности, а скрытничать и уклоняться от прямых ответов мне тоже не улыбалось. Мама остро чувствовала малейшую фальшь, и моя неискренность её бы очень огорчила... В Авалоне меня встретил Колин. Вернее сказать, принял, а ещё точнее – поймал, когда я, после маминого прицельного броска, перелетел через бесконечность. Не скажу, что мне нравилось выступать в роли волейбольного мяча, но выбирать не приходилось. Как и любой другой обыкновенный колдун, я не мог своим ходом попасть из Экватора в Срединные миры – а только с помощью адепта Источника. Метод «бросить-и-поймать» наиболее часто использовался адептами для транспортировки всякой-всячины – от неодушевлённых предметов, вроде книг или оружия, до отдельных людей и даже целых делегаций. Этот способ выгодно отличался от прочих быстротой и удобством; к тому же, несмотря на кажущуюся рискованность, он был вполне надёжен, и за тридцать лет, прошедших с момента его открытия, не было зарегистрировано ни одного сколько-нибудь серьёзного происшествия. Тем не менее, когда речь идёт о людях, нелишне подстраховаться и даже перестраховаться. Поэтому в таких случаях адепты предпочитают иметь дело со своими обычными напарниками. У моей мамы это Колин, у отца – тётя Бренда. Когда я «приземлился», Колин задержал мою руку в своей, чтобы крепко пожать её, затем похлопал меня по плечу. – Добро пожаловать, Эрик, – сердечно произнёс он. – Давненько ты у нас не был. Теперь решил наверстать упущенное? – В каком смысле? – не понял я. – Ведь до свадьбы ещё две недели, – объяснил Колин. – А-а. Нет, дядя, я всего лишь на пару часов. Только навещу Диану, поболтаю с ней немного и сразу же вернусь. У меня дела в Экваторе. Колин вздохнул: – Очень жаль. Бренда будет огорчена... Ты плохой мальчик, Эрик, – сварливо добавил он, подражая манере Моргана Фергюсона. – По Диане, видишь ли, соскучился, а по дядюшке Колину и тётушке Бренде – нет. – Ошибаешься, дядя, – ответил я. – По вам я тоже соскучился. Обещаю, что после свадьбы останусь погостить. – И подумал: «Если получится». – Ловлю тебя на слове. Для Колина и Бренды я был больше, чем просто любимым племянником, скорее полноправным членом их семьи, фактически третьим сыном. Что и неудивительно – ведь моя мать приходилась родной сестрой Колину, а мой отец и Бренда были близнецами. Бриан и Мел, дети Колина и Бренды, заменяли мне родных братьев (так как настоящих у меня не было и, судя по всему, их появление вряд ли предвиделось). Особенно я был дружен с Брианом. Мы родились с интервалом в несколько месяцев, но сейчас, из-за разного течения времени в наших родных мирах, он был моложе меня года на четыре, а то и на все пять. Маменькин сыночек Бриан до сих пор цеплялся за юбку Бренды; в наших детских вылазках в быстрый поток он выдерживал от силы неделю субъективного времени, после чего, истосковавшись по матери, возвращался обратно в Авалон. Главным образом он путешествовал по мирам вместе с Брендой, а поскольку та вела довольно оседлый образ жизни, то биологический возраст Бриана был почти в точности был равен количеству лет, прошедших на Земле Артура с момента его рождения. Что же касается меня, то, родившись двадцать два года назад по отсчёту Основного потока, я и есть двадцатидвухлетний, хотя на моей родине, в Царстве Света, прошло без малого двадцать пять лет. Это из-за того, что много времени я провёл в Сумерках Дианы и в Авалоне. Кстати, о Бриане – лёгок на помине. Когда мы вышли из «ниши» в кабинет Колина, он сидел за отцовским рабочим столом и увлечённо шарил пальцами по клавиатуре компьютера. Увидев меня, он улыбнулся: – Привет, Эрик. Рад тебя видеть. – Взаимно, – сказал я. – Привет, братишка. Бриан надавил ещё несколько клавиш, встал из-за стола и подошёл ко мне. Мы пожали друг другу руки. А между тем Колин, снедаемый недобрыми предчувствиями, бросился к своему компьютеру. – Так я и думал! – удручённо произнёс он, взглянув на экран. – Стоило мне на минуту отлучиться... Что ты ещё наворотил? – Да ничего особенного, – ответил Бриан. – Установил защиту, и только. – А на кой чёрт она мне сдалась? Я что, храню здесь государственные секреты? Или порнографические клипы? Из всех наших домочадцев в большинстве моих выкладок разберутся только Диана, Кевин и, возможно, Бренда. А для них любая защита не помеха. – Ну, не говори! – обиженно возразил Бриан. – Это очень крутая защита. Не зная пароля, никто не расшифрует твои файлы. Даже я. Даже мама. Даже Диана. Даже Кевин. – Вот спасибо! – саркастически промолвил Колин. – А вдруг я сам забуду пароль? Что тогда, вешаться? – Придумай такой, который не забудешь. Например, своё имя. – Отлично! Гениально! Первое, что сделает мало-мальски смышлёный взломщик, так это наберёт моё имя. Хороша защита! – Тогда запиши пароль на листке бумаги и спрячь её в надёжном месте, – посоветовал Бриан. – А ещё лучше, придумай что-нибудь экстравагантное. Например «Колин дурак». Никто не додумается. Колин фыркнул: – Да уж... Зато теперь я знаю, какой пароль установлен на твоём компьютере. «Бриан дурак». Я же обойдусь и без паролей, и без дураков. Убери всю эту гадость. И поторапливайся, пока я по-настоящему не рассердился. Радуйся, что пришёл Эрик. На сегодня наш урок закончен. С оскорблённым видом непризнанного гения Бриан сел в кресло и принялся лениво щёлкать клавишами. Колин посмотрел на меня и беспомощно развёл руками: – Что мне с ним делать, ума не приложу. Пытаюсь заинтересовать его физикой, но он... Сам видишь – корчит из себя крутого программера. – А что тут плохого? – ворчливо отозвался Бриан. – Не понимаю, почему ты так огорчаешься. В конце концов, я же мамин сыночек и следую по её стопам. Займись лучше Мелом. Он твой любимчик, вот и делай из него нобелевского лауреата. Сказано это было беззлобно, скорее даже с добродушным юмором. Факт, что Мел был любимцем Колина (как-никак, первенец), не вызывал у Бриана ни раздражения, ни зависти. Он больше тянулся к матери, и Бренда, надо признать, хоть явно этого не выказывала, всё же предпочитала старшему сыну младшего. Такое положение вещей устраивало обоих братьев: «папин любимчик» Мел и «мамин сыночек» Бриан жили в мире и согласии и никогда не ссорились друг с другом из-за внимания родителей. Правда, в последнее время Колин стал предпринимать отчаянные попытки обратить Бриана в свою веру, но, как и в случае с Мелом, терпел поражение. Бриан не интересовался теоретической физикой, его не волновали ни глобальные космические проблемы, ни вопросы взаимодействия элементарных частиц. Если Мел был всецело поглощён охотой за юбками, то главным увлечением Бриана, который пока что бегал только за одной юбкой (о чём я уже говорил), были компьютеры. Причём «увлечение» – это ещё мягко сказано. Подобно Бренде, он был помешан на компьютерах и в своём юношеском максимализме доходил до того, что рассматривал их не как инструмент, призванный в конечном счёте облегчить человеку труд (и усложнить его жизнь), а как самодостаточную ценность, некую вещь в себе. Бриан ломал всё, что попадалось ему под руку – отдельные программы и целые операционные системы, – просто так, из чистого любопытства, исключительно для того, чтобы узнать, как они работают изнутри. Он постоянно что-то менял, отлаживал, «совершенствовал» уже существующие программы, писал новые, однако вопрос, зачем он это делает, почти всегда ставил его в тупик. Конечный результат интересовал Бриана лишь постольку-поскольку; ему доставлял удовольствие сам процесс. – Вот и всё, – сообщил Бриан, перезагрузив систему. – Теперь всё будет как раньше. Доволен? – Вполне, – сказал Колин. – Ты уж не обессудь, что я не оценил твоих добрых намерений. – И уже ко мне: – Присаживайся, Эрик. Или ты спешишь? Диана знает о твоём визите? – Ещё нет, – ответил я, сел в кресло возле полок с книгами и закурил. – Хочу сделать ей сюрприз. – Тогда мой тебе совет: сделай свой сюрприз этак через полчаса, но не раньше. – Почему? – спросил я, но тут же сконфузился и смущённо промямлил: – Понятно... Бриан рассмеялся, от души забавляясь выражением моего лица. А Колин слегка улыбнулся: – Ничего ты не понял. Всё как раз наоборот. Артур сейчас с Брендой, у них там какое-то совещание. А Диана, пользуясь случаем, работает с тем чудо-компьютером. – Ага... – Поэтому, – продолжал Колин, – тебе лучше подождать, пока не освободится Бренда. Иначе Диана будет винить тебя в том, что ты отнял у неё драгоценное машинное время. – Точно, – согласился я, как никто другой зная, чем чревато отвлекать Диану от любимого дела. Мой взгляд по старой привычке обратился на участок стены меж двух окон позади кресла Колина. Каково же было моё удивление, когда я увидел там большой, в человеческий рост, портрет Бренды! В первый момент я решил, что мне почудилось, и моргнул глазами. Однако видение не исчезло – Бренда, одетая в восхитительное платье цвета морской волны, держала в руках букет васильков и улыбалась мне своей обворожительной, чуть лукавой улыбкой. Раньше на этом месте висел портрет Дианы... вернее, если быть точным, портрет моей двоюродной тётки Дейдры, которая, получив от Источника новое тело, уступила своё прежнее Диане. Этот портрет был здесь сколько я себя помню; я так привык к нему, что лишь на тринадцатом году жизни мне пришло в голову поинтересоваться, с какой это стати Колин держит в своём кабинете портрет Дианы. Тогда Бренда объяснила мне, чей на самом деле это портрет, и поведала трогательную историю о безответной юношеской любви своего мужа. Даже после того, как Колин и Бренда поженились, а Диана обрела свой нынешний облик, портрет продолжал висеть на прежнем месте – если верить Бренде, именно она настояла на этом, отговорив Колина от затеи повесить здесь их свадебный портрет. Перехватив мой взгляд, Колин сказал: – Заметил, наконец? Я растерянно пожал плечами: – Знаешь, поначалу даже не обратил внимания. Хотя сразу почувствовал, что здесь что-то не на месте, но никак не мог понять, что именно. Колин понимающе кивнул: – В этом нет ничего удивительного. В привычной обстановке мы зачастую видим не то, что есть на самом деле, а то, что ожидаем увидеть. Я и вовсе проявил чудеса невнимательности, лишь на второй день обнаружил подмену. – Подмену? – переспросил я, сбитый с толку. – Значит, это не ты... – Это Шон умыкнул Диану, – с ухмылкой вставил Бриан. – Последние полгода он клянчил её у отца, а когда обломился получать отказы, взял и стибрил. Сговорился с Пенелопой, она написала мамин портрет, и они вместе совершили кражу. По моим сведениям, пока Шон делал своё чёрное дело, Пенни стояла на стрёме. Я рассмеялся: – Однако же!.. Портрет Бренды определённо был создан с целью подмены – написанный в похожей манере, в точно таких же тонах, платье было точно такого же цвета и фасона, как у Дианы, и причёска, и букет васильков в руках... Вместе с тем, это не была копия с лицом Бренды и более светлыми волосами. На портрете была изображена Бренда – такой, какой бы она выглядела в действительности, если бы сделала себе соответствующую причёску, надела такое платье и взяла в руки букет васильков. Бесспорно, подумал я, Пенелопа обладает незаурядным художественным даром. Хотя я мало разбирался в живописи, но готов был поспорить на что угодно, что эта её картина близка к категории шедевра. – Между прочим, – заметил Колин, – со стороны Шона это был ловкий ход. Негодный мальчишка знал, что у меня язык не повернётся даже отчитать его, не говоря уже о том, чтобы требовать обратно похищенную картину. – И он любовно посмотрел на портрет жены. – Правду сказать, я был близок к тому, чтобы уступить его просьбам. В последнее время Шон меня буквально извёл. Приходит, когда я занят работой, и так вежливо спрашивает: «Дядя, я не помешаю?» – затем устраивается в углу, сидит тихо, смирно, даже не курит, и всё пялится на картину. Когда я, в конце концов, не выдерживаю и прогоняю его, он извиняется и покорно уходит, но спустя несколько часов возвращается. «Ты уже не сердишься, дядя?» – и представление продолжается. Я закашлялся от разобравшего меня очередного приступа смеха. – И всё-таки странно, – сказал, прочистив горло. – Почему Шон облюбовал именно этот портрет? Я, конечно, не эксперт, но мне кажется, что портреты Дианы, которые написала Пенелопа, гораздо лучше. – Это с какой стороны посмотреть, – возразил Бриан. – Все портреты Дианы, которые штампует Пенелопа, страдают однобокостью. На них изображена не женщина как таковая, а мать, в лучшем случае – старшая сестра. Ты, Эрик, этого не замечаешь, потому что видишь в Диане друга, но не женщину. А для Шона это очень важно – видеть на портрете женщину. Колин хмыкнул, а на его губах заиграла добродушная улыбка: – Устами младенца глаголет истина. Взрослеешь, сынок. – Я давно взрослый! – искренне (и совсем по-детски) возмутился Бриан. – Неужели, чтобы убедить тебя в этом, я должен пуститься в загул а-ля Мел? Колин открыл было рот, чтобы ответить (разумеется, отрицательно), но тут зашелестела, отворяясь, дверь «ниши», и в кабинет впорхнула Дейдра. – Привет всем! – жизнерадостно заявила она, одарив нас своей лучезарной улыбкой. – Эрик, негодник, ты заставляешь меня гоняться за тобой! Я в Сумерки Дианы – ты в Солнечный Град; я туда – а ты сюда. Но, боюсь, ты пожаловал в Авалон не ради встречи со мной. Я встал с кресла и подошёл к ней. – Почему же, сестричка, и ради тебя тоже. Я по тебе соскучился. По своему обыкновению, Дейдра поцеловала меня в губы. Неожиданно для самого себя, я совсем не по-братски затянул наш поцелуй. Впрочем, длилось это лишь какое-то мгновение и со стороны выглядело совершенно невинно. Колин с Брианом не заметили ничего неладного. Дейдра поддела свою руку под мой локоть и ласково обратилась к Колину: – Дядя, ты не злишься, что я так бесцеремонно вторглась? Колин покачал головой: – На тебя невозможно злиться, племяшка. Даже если бы ты застала меня с женщиной в... э-э, щекотливой обстановке... Дейдра звонко рассмеялась: – В «щекотливой обстановке», как ты выражаешься, тебя можно застать только с Брендой. А мне точно известно, что сейчас она у моего отца. Так что я ничем не рисковала. Ты до скуки верный муж. – Зато с Мелом тебе не придётся скучать, – ехидно вставил Бриан. – Ему явно не грозит умереть от супружеской верности. Колин укоризненно посмотрел на своего младшего сына и, видимо, мысленно выбранил его. Дейдра, если и обиделась, то не подала вида. – Ты говоришь так из зависти, братишка. Признайся, ты был бы не против оказаться на месте Мела, ведь правда? Щёки Бриана покрылись густым румянцем. Он в смущении опустил глаза, но спустя пару секунд с вызовом глянул на Дейдру и резко выпалил: – А кто бы не хотел? Назови мне такого дурака. Колин усмехнулся, Дейдра тоже. А я ободряюще подмигнул Бриану. – Ладно, – сказала Дейдра. – Не возражаете, если я похищу у вас Эрика? Хочу поболтать с ним, пока Диана занята. Колин и Бриан не возражали, да и возражать было бессмысленно. Перечить женщине вообще дело неблагодарное, а перечить Дейдре – неблагодарно вдвойне. Колин только сказал со вздохом: – Вот так всегда. В кои-то веки объявился мой любимый племянник, и тут же его уводят. А Бриан с мрачным видом прокомментировал: – Отмена урока отменяется. Как обычно, мне достаётся полезное, а Эрику – приятное. Для экономии времени Дейдра снова воспользовалась «нишей» Колина, поскольку её покои находились чуть ли не в противоположном конце сильно разросшегося за последние двадцать лет Камелота. (Кстати, это вовсе не тот Камелот, о котором говорится в легендах. Дядя Артур окрестил так авалонский дворец в память о давно сгинувшем замке, где наш великий предок устраивал свои знаменитые посиделки за Круглым Столом.) Мы переместились в другую «нишу» просторную и уютную, изысканно обставленную, больше напоминавшую дамский будуар, чем простой перевалочный пункт. Между делом замечу, что Дейдра и Бренда с давних пор вели негласное соревнование, стремясь перещеголять друг друга в убранстве своих «ниш». Вместе с тем, они обе насмехались над неприхотливым, чисто утилитарным дизайном примыкавшей к королевскому кабинету «ниши» дяди Артура, сравнивая её с недоделанной туалетной кабиной. В конце концов Артур не выдержал и в пику насмешницам установил в «нише» унитаз, правда, так и не подсоединил его к канализации. Как ни странно, но после этого «усовершенствования» критические выпады прекратились. Вопреки моим ожиданиям, Дейдра не вывела меня из своей «ниши», а присела на мягкий диванчик под стеной, ловким движением сбросила туфельки и забралась на него с ногами. – Располагайся, где тебе удобно, – предложила она, в то же время похлопывая по сиденью рядом с собой. – Поговорим здесь. Мел сейчас в отлучке, но за ним водится привычка появляться в самый неподходящий момент. А здесь нам никто не помешает. На всякий случай я заблокировала «нишу». Я молча сел возле Дейдры, догадываясь, о чём пойдёт речь. И не ошибся – хотя начала она не с того конца, с которого я ожидал. – Эрик, у тебя опять неприятности с Радкой? – Ну... В общем, да. Погиб её брат. – Я знаю. Но это ещё не объясняет твоего поступка. Я не спросил, какого поступка. И так было ясно. – Ладислав погиб, и это печально, – продолжала Дейдра. – Однако я сомневаюсь, что на тебя так подействовала смерть друга. Уверена, тут что-то другое, непосредственно связанное с Радкой, с вашими отношениями. Ведь мне знакомы эти симптомы. Помнится, три года назад всё начиналось точно так же. Тогда, при нашей первой встрече после твоего разрыва с Радкой, я поцеловала тебя как брата, а ты меня – как женщину. Потом пошло-поехало... даже больно вспоминать. А теперь что? В чём причина рецидива? Я горько вздохнул: – Всё так сложно, так запутано... Не успел я помириться с Володарем, как Радка... она... ну, считает, что я причастен к гибели Ладислава. Дейдра внимательно посмотрела мне в глаза: – Это правда? Я потупился: – Ну, в некотором смысле... Извини, сестричка, я не могу... Не могу рассказать, что было на самом деле. Неожиданно Дейдра разозлилась: – Не можешь, да?! А искать у меня утешения, значит, можешь! Ты вспоминаешь о моём существовании только тогда, когда тебе плохо. Чуть что – сразу к сестричке Дейдре. Она и утешит, и приласкает, не откажет тебе ни в чём... потому что она дура! – Дейдра, – робко произнёс я. – Поверь, у меня и в мыслях не было... – Молчи, Эрик, – сказала она, в глазах её заблестели слёзы. – Молчи и уходи. Я разблокировала дверь. Если не хочешь сорвать мою свадьбу, сейчас же уходи! Я покорно поднялся, с делал несколько шагов к двери, затем в нерешительности остановился. – Если ты не любишь Мела, то почему... – Я люблю его! – резко ответила Дейдра. – Люблю, понял?! И не вздумай воображать, будто я... – Так и не договорив, она вскочила с дивана и босиком выбежала из «ниши». Я последовал за ней, но в гостиной её уже не застал, лишь заметил, как колышется портьера на двери, ведущей в спальню. Где-то с минуту я простоял, мучительно размышляя над тем, что делать дальше. Ситуацию, в которой я оказался по собственной же глупости и неосторожности, мягче чем дурацкой не назовёшь. «Ты разбил её сердце», – совсем недавно сказал мне Шон. Неужели он прав?.. При других обстоятельствах, это польстило бы моему тщеславию (ещё бы, такая девушка!), но я любил Дейдру и не хотел быть причиной её страданий. А о разбитом сердце и говорить не приходится. Мне искренне хотелось верить, что у неё просто случилась истерика вследствие предсвадебного мандража... Я вышел в пустынный коридор и, свернув за угол, остановился у двери апартаментов Кевина. Сначала я даже не понял зачем, но потом сообразил. То, что я собирался сделать, было не просто неэтично, это было настоящим свинством. Однако я не смог устоять перед соблазном. Воровато оглядевшись по сторонам, я принялся изучать блокировку двери. К моему вящему удивлению оказалось, что никаких особых чар установлено не было – всего лишь обыкновенная защита от любопытных слуг, обожающих совать свой нос в господские дела. Так что мне не составило труда справиться с замком, не потревожив сигнализацию. Радуясь, что никто не застал меня за этим неблаговидным занятием, я быстро проскользнул внутрь и закрыл за собой дверь. Как в прихожей, так и во всех остальных комнатах царил полумрак. Шторы на окнах были задёрнуты, но я не рискнул их раздвинуть или включить свет, а просто обострил своё зрительное восприятие. Способность видеть в широком диапазоне спектра электромагнитных волн и сознательно регулировать чувствительность глазных рецепторов было одной из многочисленных способностей, заключённых в Даре, и, как водится, это была палка о двух концах. После длительных сеансов колдовского видения (для меня это около часа) начинает зверски болеть голова и слезятся глаза. Кроме того, если резко меняется освещение, а ты с обострённым зрением не успеешь среагировать, то на минуту-другую ослепнешь – это, конечно, мелочь, но очень неприятно; со мной пару раз такое случалось. Не имея сколько-нибудь ясного представления о том, что искать, я прошёлся по комнатам Кевина, осторожно роясь в его вещах – устраивать шмон в мои планы не входило. Дольше всего я задержался в кабинете, просмотрел содержимое ящиков стола, полазил по книжным полкам, но ничего не нашёл. Возможно, какая-то информация хранилась в компьютере, однако, когда я включил его, он потребовал ввести пароль, и я тут же спасовал. Необследованной оставалась только спальня. Поначалу я вообще не собирался туда заходить, но потом всё же решил сделать исключение для инкрустированного слоновой костью сундука из красного дерева, где, если верить злым языкам, Кевин хранил в качестве сувениров трусики всех своих голубоглазых блондинок. Разумеется, я не верил в эти побасенки (хоть Кевин и псих, но не до такой же степени!), однако сундук был, о нём много говорили, но, насколько мне было известно, никто ни разу не видел его открытым. Даже Дейдра – помнится, три года назад она ещё подшучивала над братом по поводу его сундука. Дейдра... Три года назад... Почему я не могу выбросить это из головы?.. Пресловутый сундук стоял на своём прежнем месте возле широкой кровати с балдахином, скрывавшим огромное зеркало, которое можно было увидеть только лёжа в постели. И если это зеркало имеет память, оно наверняка помнит не один десяток голубоглазых блондинок, изнывавших от сладкой истомы в объятиях моего чокнутого кузена. Но сейчас меня не интересовало ни это любострастное ложе, ни когда-либо нежившиеся на нём блондинки, ни их нижнее бельё. А последнее – в особенности. Меньше всего я хотел увидеть в сундуке женские трусики. Замок поддался легко, даже слишком легко – подозрительно легко. Собственно, никаких чар, дополнительно скреплявших его, не присутствовало, зато была мощная защита от попыток Приготовившись к любым неожиданностям, я чуть-чуть приподнял крышку. Никаких неприятных сюрпризов не последовало – не было ни выстрелов, ни взрывов, не чувствовалось запаха удушающего газа. Уже значительно смелее я поднял крышку повыше и заглянул внутрь... Без неожиданностей всё-таки не обошлось. Сюрприз заключался в том, что сундук был пуст! Абсолютно – разве что немного пыли на дне. И табличка на внутренней стороне крышки: А рядом с табличкой – два нахальных «автографа», варварски нацарапанных от руки на лакированной поверхности. Первый был без подписи, но я сразу узнал почерк Бренды. Впрочем, об этом можно было догадаться и из самого текста послания: А вот ещё: Тоже мне шутники, подумал я. Что Кевин, что Бренда с младшим сыночком – одного поля ягоды. Я мог бы держать любое пари (в разумных пределах, конечно), что знаю, какой пароль установил Бриан. При всём своём недюжинном интеллекте он страдал недостатком воображения. Послания оставлять я не стал, а просто закрыл сундук, запер его на замок и вышел из спальни. Меня не оставляло впечатление, что я упустил что-то очень важное. Но что?.. Я остановился посреди гостиной и крепко задумался. Собственно, зачем я вломился в квартиру Кевина? Что я хотел здесь найти? Прощальное письмо? Вряд ли. Не далее как сегодня, я уничтожил своё – не столько потому, что не доверяю отцу, сколько из опасения, что оно попадёт на глаза кому не следует. Однако весточку оставить нужно, рано или поздно я к этому вернусь. Несомненно, перед Кевином возникла та же проблема, но у него было достаточно времени, чтобы решить её. Так что мой импровизированный обыск изначально был обречён на неудачу. Я это прекрасно понимал и тем не менее после встречи с Дейдрой... Дейдра... Конечно, Дейдра! Если Кевин оставил сообщение, то тысяча против одного, что он адресовал его Дейдре. Ладно, а дальше? Зная, что скрывает Кевин и чем он озабочен, я могу попытаться представить себя на его месте. Как бы я поступил? В какой форме составил бы послание Дейдре, чтобы его получила только она и в надлежащее время? Может, не мудрствуя лукаво, написал бы письмо и отдал его вместе с завещанием на хранение поверенному королевской семьи? Нет, слишком рискованно. Я бы не... Стоп! Завещание... Дейдра... Три года назад... А вдруг?.. На цыпочках, словно боясь спугнуть посетившую меня мысль, я вернулся в кабинет и подошёл к полке, где хранились старые лазерные диски с детскими играми Кевина. Дейдра... Три года назад, во время нашего короткого, но бурного романа, я присутствовал при её разговоре с Кевином, когда она в очередной раз отчитывала брата за то, что он постоянно пропадает невесть где. В ход шли обычные аргументы: «Если, не дай Бог, с тобой что-нибудь случится...» – и так далее. Кевин, как всегда, ушёл от прямого ответа и попытался обратить разговор в шутку: «В таком случае тебе достанутся все мои игры. Я специально оговорил это в своём завещании...» Намёк с дальним прицелом? Возможно... Добрая половина из более чем сотни дисков были игры на космическую тематику. Немного пораскинув мозгами, я перво-наперво решил проверить «Звёздную дорогу». Во-первых, это была любимая игра Кевина; он «долбал» её до двадцати лет и забросил (как я теперь знаю) не потому, что вырос, а потому что получил возможность управлять настоящими, а не воображаемыми космическими кораблями. Во-вторых же, «Звёздная дорога» была разработана компанией тётушки Бренды, что на Земле Хиросимы, а стало быть, никому в голову не придёт «одолжить» у Кевина этот изрядно потрёпанный диск, если по первой же просьбе можно получить у Бренды новенькую копию. Во всех отношениях надёжный способ передачи сверхсекретной информации, что называется, из рук в руки. Я даже представил, как должен звучать соответствующий пункт завещания: «Моей дорогой сестре Дейдре я также завещаю все мои диски с играми. Надеюсь, она не откажется совершить со мной прощальную прогулку по звёздной дороге». Насколько я знаю Дейдру, она, вся в слезах, тотчас бросилась бы исполнять последнюю волю брата. Я снова включил компьютер и, в ответ на требование ввести пароль, отстучал: «КЕВИН ДУРАК» – Правильно мыслишь, братишка, – смешливым голосом Бриана ответил компьютер и начал загружаться. К счастью для меня, Бриан действительно оказался прямолинейным. Когда компьютер сообщил, что готов к работе, я вставил диск и запустил игру. После красочной заставки и титров, сопровождаемых довольно приятной музыкой, появился запрос: Я набрал: «ДЕЙДРА» Следующий запрос: Мой ответ: «КЕВИН» Нет! Дейдра никогда его так не называла. Я стёр последнюю букву имени и лишь затем нажал клавишу продолжения. К этому времени я уже понял, что нахожусь на верном пути. Прежде чем ответить, я помедлил. Меня так и подмывало отстучать «умер», но отчасти из суеверия, отчасти из сентиментальности, я решил прибегнуть к такому ответу лишь в самом в крайнем случае. Кевин, безусловно, понимал, что Дейдра может ответить по-разному, и должен был предусмотреть все варианты. Вот, например: «ТЫ В МОЁМ СЕРДЦЕ» Характерно для Дейдры. Если бы Кевин умер или исчез, она, возможно, так бы и сказала. И в самом деле, реакция компьютера была вполне однозначной: Опять же, из сентиментальности и суеверия я выбрал последнее. Следующий вопрос: Я рассудил, что пяти лет достаточно, и так и ответил. Мой ответ был утвердительным. Затем: Я снова ответил «да». На сей раз «нет». Ждать пришлось недолго, и через полминуты на экране появился текст: Дочитав послание до конца, я удовлетворённо хмыкнул, достал из кармана блокнот и записал кое-какие важные сведения. Координаты мира из предосторожности записывать не стал. Они были сформулированы в виде заклятия, весьма изящного и легко запоминающегося; на всякий случай я даже составил две полуактивные копии. Благодарение небесам, Кевин решил доверить свою тайну Дейдре, а не Бренде – в их функциях, переменных и операторах я бы ни черта не понял, и всё равно пришлось бы обращаться к Диане. А так мне не было нужды втягивать её в это дело. Теперь я и сам знал, как найти мир, в котором обыкновенные люди, простые смертные, дерзнули овладеть Формирующими... Правда, я до сих пор не имел ясного представления о том, что с ними делать, с этими людьми. С сотнями миллиардов людей – почти с триллионом. |
||
|