"Станислав Лем. Рукопись, найденная в ванне" - читать интересную книгу автора

висок. - Но все же, если бы мне было дозволено спрашивать, в надежде, что я
смогу принести какую-нибудь пользу в служебном порядке, вы... по высочайшему
направлению?
- Да, - ответил я.
Губы его в восхищении приоткрылись, во рту стали видны большие
лошадиные зубы. С вымученной улыбкой на лице он застыл, словно упиваясь моим
ответом, как изваяние.
- Позвольте мне уж тогда сказать... Я вам не мешаю?
- Нет.
- Спасибо. Все больше становится недочетов в службе.
- Божьей? - проявил я догадливость.
Его улыбка стала вдохновенной.
- Бог-то не забывает о нас никогда... Я имею в виду дела нашего Отдела.
- Вашего?..
- Так точно. Теологического. Отец Амниен из Секции Конфиденциальности
последнее время замечен в злоупотреблениях...
Он продолжал говорить, но я вдруг перестал его слышать, поскольку
непослушно торчавший мизинец лежавшего в гробу старичка внезапно
пошевелился.
Застыв от ужаса, я ловил каждое его движение, ощущая отвратительно
теплое дыхание монаха-офицера на своем затылке.
Все остальные полусогнутые пальцы плотно прилегали друг к другу и
казались отлитой из воска половиной ракушки.
Только этот мизинец, казавшийся более пухлым, более розовым по
сравнению с другими пальцами, слегка шевелился, и тут мне показалось, что
даже в этой невозможной выходке, в игривом шевелении мизинца, я улавливаю
искусно воплощенную натуру старичка.
Вместе с тем было в этих движениях нечто призрачное, бесплотное, что
заставляло оставить мысль о воскрешении и направляло мышление к тем особым
мельчайшим и неуловимым движениям насекомых, проявлением которых была,
например, едва заметная расплывчатость брюшка непосредственно перед полетом.
Расширенными глазами следил я за этими шевелениями, все более явными
покачиваниями пальца.
- Не может быть! - вырвалось у меня.
Монах приник ко мне, согнувшись в полупоклоне.
- Богом клянусь! По долгу службы уст моих да не осквернит ложь.
- Да? Ну, тогда расскажите мне, что же у вас не в порядке, - произнес
я.
Я не вполне отдавал себе отчет в том, что говорю, внезапно сознавая,
что перед лицом перспективы остаться один на один со старичком без раздумий
соглашаюсь на отвратительную назойливость монаха, словно надеясь, что в
присутствии двух людей покойник не решится на что-нибудь посерьезнее.
- Исповедальные карточки содержатся неряшливо, нет должного надзора за
посетителями, офицер-привратник не заботится о своевременном выписывании
пропусков, в Секции Попечения Душ совершенно не ведется провокационная
работа.
- Что вы говорите, брат мой? - пробормотал я.
Палец успокоился. Мне надо было бы уходить как можно скорее, но я
слишком глубоко увяз в этой сцене.
- А как обстоят дела с религиозными обрядами? - спросил я безо всякого