"Станислав Лем. Рукопись, найденная в ванне" - читать интересную книгу автора

своим чередом. Я спустился на лифте вниз, питая слабую надежду, что, может
быть, попаду в столовую во время завтрака, однако стеклянные двери были
закрыты. В помещении шла уборка. Я вернулся к лифту и поехал на четвертый
этаж. Его я выбрал лишь потому, что кнопка с этим номером блестела сильнее
других, словно ее чаще всего нажимали.
Коридор, в точности такой же, как и другие, оказался безлюдным.
Почти в самом его конце, перед поворотом, у одной из дверей стоял
солдат. Это был первый не имевший никакого звания военный, с которым я здесь
столкнулся. Простой мундир был стянут жестким ремнем. Он стоял как изваяние,
по стойке "смирно", держа в руках, обтянутых перчатками, темный автомат.
Он даже глазом не моргнул, когда я проходил мимо него. Пройдя шагов
десять дальше по коридору, я резко повернул и двинулся прямо к той двери, у
которой он дежурил. Если это был официальный вход в помещения
главнокомандующего, то было весьма маловероятно, что он меня туда пустит. И
все же я рискнул. Следя за ним уголком глаза, я взялся за ручку двери.
Солдат по-прежнему не обращал на меня ни малейшего внимания. Абсолютно
безучастный, он всматривался в какую-то точку на стене перед собой. Я
вошел - и даже вздрогнул, так велико было мое изумление. Напротив, за
потрескавшейся балкой притолоки, круто вверх спиралью поднималась лестница с
седлообразно вытоптанными ступенями.
Ступив на первую из них, я почувствовал, как мои ноги охватывает
пронизывающий до костей холод. Я опустил руку. Она попала в струю стекавшего
сверху морозного воздуха. Я начал взбираться по лестнице. Наверху в
полумраке бледным пятном маячил проем приоткрытой двери. Я очутился на
пороге погруженной во мрак часовни. В глубине под распятым Христом стоял
окруженный свечами открытый гроб. Чуть колеблющиеся язычки пламени бросали
на лицо умершего слабые неверные отблески. По обеим сторонам прохода, едва
освещенного желтоватыми отсветами, темнели ряды лавок. За ними угадывались
загадочные, скрывающие в себе что-то ниши.
Раздалось шарканье подошв по каменному полу, но поблизости никого не
было видно. Я медленно двинулся по проходу, думая уже лишь о том, куда я
направлюсь, когда покину часовню, но тут мой взгляд, блуждавший среди
колеблющихся теней, остановился на лице умершего.
Я узнал его сразу, это безмятежное, словно отлитое из чистого воска
лицо. В гробу, укрытый до половины груди флагом, укутывавшим ноги пышными,
искусно уложенными складками, покоился старичок. Его голова обрамлялась
накрахмаленными кружевами, выглядывавшими из-под погребального изголовья. Он
лежал без золотых очков, и из-за этого, а может, и потому, что он был мертв,
с его лица исчезла лукавая озабоченность. Он лежал вытянувшийся,
торжественный, окончательно со всем рассчитавшийся и все завершивший. Я
продолжал идти к нему, хоть и замедлив шаги в усилившемся встречном потоке
ледяного воздуха, веявшего, казалось, от него самого. Поверх флага лежали
его старательно сложенные руки. Только мизинец одной из них не пожелал
согнуться и торчал то ли насмешливо, то ли предостерегающе, притягивая
взгляд своей непослушной оттопыренностью. Откуда-то сверху раз и другой
донеслась одинокая нота, более всего напоминающая сопящий вздох неплотно
закрытой органной трубы, словно кто-то неумело пробовал тона на клавиатуре
инструмента, но затем снова наступила тишина.
Почести, оказываемые умершему, меня несколько удивили, но это было
чисто рефлекторно. В сущности, гораздо более меня занимала моя собственная