"Станислав Лем. Профессор А.Донда (Журнал "Химия и жизнь", 1988, N 9)" - читать интересную книгу автора

оскорбительным было то, что в ящике находилось 96 запаянных консервных
банок.
Потом из меня сделали козла отпущения - мол, я не предотвратил
скандала; но как я мог такое предвидеть, если ящик был заколочен и покрыт
трехцветным флагом? И еще все возмутились, отчего я не послал лямблийским
властям меморандума с разъяснением, насколько неуместна развеска
покойников на порции и консервирование их в банках. Но мне было не до
того. Генерал Махабуту неизвестно зачем прислал мне в номер лиану, и
только потом, от профессора Донды, я узнал, что это был намек на виселицу.
После этой увертюры к отелю прибыла экзекуционная команда, которую я, не
зная языка, принял за почетный караул. Если бы не Донда, я наверняка не
поведал бы этой истории, а впрочем, и никакой другой. В Европе мне
советовали остерегаться его, как беспринципного мошенника, который
использовал легковерие и наивность молодого государства, чтобы свить себе
там теплое гнездышко. Бессовестные шаманские штучки он поднял до уровня
теории, которую и преподавал в местном университете. Поверив своим
информаторам, я считал профессора шарлатаном и прохвостом и на официальных
приемах держался от него подальше, хотя он производил на меня впечатление
вполне симпатичного человека.
Генеральный консул Франции, резиденция которого находилась ближе всего
(от английского посольства меня отделяла река, кишащая крокодилами),
отказал мне в убежище - и это при том, что я прибежал к нему из "Хилтона"
в одной пижаме. Консул сослался на государственные соображения, а именно
на ущерб интересам Франции, мною якобы нанесенный. Наш разговор через
дверной глазок шел на фоне ружейных залпов - это присланная за мной
команда тренировалась на задворках отеля, - и я стал прикидывать, идти ли
мне на расстрел или броситься к крокодилам, как вдруг из камышей выплыла
нагруженная багажом пирога профессора. Когда я уже сидел на чемоданах,
профессор сунул мне в руки весло и объяснил, что у него как раз кончился
контракт в Кулахарском университете и он плывет в Гурундувайю, куда его
пригласили в качестве профессора сварнетики. Такая неожиданная смена
университетов могла бы показаться странной, но мне в тот момент было не до
вопросов.
Даже если я был нужен Донде только как гребец, то все равно, он спас
мне жизнь. Мы плыли уже четыре дня и за это время познакомились ближе. Я,
правда, опух от москитов - от себя Донда отгонял их репеллентом, а мне
говорил, что в банке осталось слишком мало снадобья. Я и на это не
обижался, принимая во внимание деликатность ситуации. Донда читал прежде
мои книги, и я не мог рассказать ему о себе ничего нового, зато я многое
узнал о его жизненном пути.
Вопреки своей фамилии, Донда не славянин, да и назвали его так
случайно. Имя Аффидавид он носит уже шесть лет, с тех пор, как, покидая
Турцию, написал требуемый властями аффидевит и вписал это слово не в ту
графу анкеты, так что получил паспорт, аккредитивы, справку о прививках,
кредитную карточку и страховой полис на имя Аффидавида Донды и, подумав,
смирился, потому что, в сущности, не все ли равно, как кого зовут.
Профессор Донда появился на свет благодаря серии ошибок. Его отцом была
метиска из индийского племени Навахо, матерей же у него было две с дробью,
а именно: белая русская, красная негритянка и, наконец, мисс Эйлин Сибэри,
квакерша, которая и родила его после семи дней беременности в