"Станислав Лем. "Культура как ошибка"" - читать интересную книгу автора

чтобы выжить, нужно всегда быть настороже; поэтому эволюция очень сильно
развила во всем живом болевые ощущения; _страдания_ служат сигнализацией,
побуждающей прибегнуть к мерам самосохранения. Зато в эволюции не было
никаких причин, никаких влияющих на организмы сил, которые могли бы
компенсировать это положение "по справедливости", снабдив организм в
соответствующем количестве органами удовольствий и наслаждений.
Никто не станет возражать, продолжает Клоппер, что муки, вызванные
голодом, жаждой или пыткой удушьем, несравненно более остры, чем
удовлетворение от нормального акта дыхания, еды или питья. Исключением из
этого всеобщего правила асимметрии мук и наслаждений является секс. Но это
и понятно. Если бы мы не разделялись на два пола или если бы наш
генитальный аппарат был организован, как, скажем, у цветов, то он
функционировал бы вне всяких позитивных чувственных ощущений, ибо тогда
поощрение к активности было бы совершенно излишне. То, что существует
сексуальное наслаждение и что над ним воздвигнуты невидимые дворцы царства
любви (Клоппер, как только перестает придерживаться сугубо делового стиля,
сразу же становится сентиментально восторженным!), проистекает единственно
из факта существования двух полов. Представление о том, что homo
hermafroditicus, существуй он взаправду, любил бы себя эротически,
ошибочно. Ничего подобного, он бы заботился о себе исключительно в рамках
инстинкта самосохранения. То, что мы называем комплексом Нарцисса и
представляем себе как влечение, которое гермафродит ощущает к самому себе,
в действительности является вторичной проекцией, последствием рикошета:
такой индивид мысленно помещает в собственном теле образ внешнего
идеального партнера (далее следует семьдесят страниц глубокомысленных
рассуждений о возможных вариантах формирования сексуальной природы
человека при наличии одного, двух и даже более полов, однако мы опустим и
это обширное отступление).
Какое отношение ко всему этому имеет культура? - спрашивает Клоппер.
Культура - это орудие адаптации нового типа, ибо она не столько _сама_
возникает из случайностей, сколько служит тому, чтобы все, что в наших
условиях является _случайным_, засияло в ореоле высшей и совершенной
необходимости. А это означает, что культура - посредством созданных ею же
религий, законов, заветов и запретов - действует так, чтобы _недовольство_
превратить в _идеал_, минусы в плюсы, недостатки в достоинства, убогость в
совершенство. Страдания нестерпимы? Да, но они облагораживают и даже
спасают. Жизнь коротка? Да, но загробная жизнь длится вечно. Детство убого
и бессмысленно? Да, но зато невинно, ангелоподобно и почти свято. Старость
отвратительна? Да, но это приготовление к вечности, а кроме того, стариков
надо почитать за то, что они старые. Человек - это чудовище? Да, но он в
том не виноват, тому виною грехи предков или же дьявол, который вмешался в
деяния Божьи. Человек не знает, к чему стремиться, ищет смысл жизни,
несчастлив? Да, но это оборотная сторона свободы, ведь свобода является
наивысшей ценностью, и не беда, если за обладание ею приходится дорого
платить, ибо человек, лишенный свободы, был бы еще более несчастным!
Животные, замечает Клоппер, не отличают падали от экскрементов; и то и
другое для них лишь отходы жизненных процессов. Для последовательного
материалиста сопоставление трупов с экскрементами должно быть столь же
естественным. Однако от последних мы избавляемся незаметно, а от первых -
с помпой, торжественно, обряжая во множество дорогих и сложных упаковок.