"Станислав Лем. Правда (Сборник "Космический госпиталь")" - читать интересную книгу автора

такой самоуверенностью; вдобавок он, по-видимому, хорошо относился к
Маартенсу.
- Это какие-то глубоководные амебы, - сказал он. - Их разорвало
внутреннее давление, когда начало падать внешнее. Так же, как бывает с
глубоководными рыбами. Их нельзя доставить живьем со дна океана, они
всегда гибнут, их разрывает изнутри. Но откуда у вас такие снимки? Вы
опустили камеру в глубь океана или как?
Он смотрел на нас с возрастающей подозрительностью.
- Изображение нечеткое, правда? - скромно заметил Маартенс.
- Хоть и нечеткое, все равно интересно. Кроме тоги, деление происходит
как-то ненормально. Я не заметил как следует очередности фаз. Пустите-ка
ленту еще раз, только медленней.
Мы прокрутили фильм так медленно, как только удавалось, но это мало
помогло - молодой биолог не вполне удовлетворился.
- Еще медленней нельзя?
- Нет.
- Почему вы не вели ускоренную съемку?
Мне ужасно хотелось спросить его, считает ли он, что пять миллионов
снимков в секунду - это несколько ускоренная съемка; но я прикусил язык.
Не до шуток было.
- Да, деление идет анормально, - сказал биолог, в третий раз просмотрев
фильм. - Кроме того, создается такое впечатление, словно все это
происходит в более плотной среде, чем вода... Вдобавок большинство
дочерних клеток во втором поколении имеет возрастающие генетические
дефекты, митоз извращен... И почему они сливаются все вместе? Это очень
странно... Вы это делали на материале простейших в радиоактивной среде? -
спросил он вдруг.
Я понял, о чем он думает. В то время много говорилось о том, что крайне
рискованно затоплять радиоактивные отходы в герметических контейнерах на
дне океана, что это может привести к заражению морской воды.
Мы заверяли его, что он ошибается, что это не имеет ничего общего с
радиоактивностью, и с трудом от него отделались - он, хмурясь,
приглядывался поочередно к каждому из нас и задавал все больше вопросов,
на которые никто не отвечал, потому что мы заранее так условились. Событие
было слишком необычайным и слишком значительным, чтобы довериться
постороннему - пусть даже и приятелю Маартенса.
- Теперь, дорогие мои, надо нам всерьез поразмыслить, как тут быть, -
сказал Маартенс, когда мы остались одни после этой второй консультации.
- То, что твой биолог принял за спад давления, из-за которого разорвало
"амеб", на деле было внезапным спадом напряженности магнитного поля... -
сказал я Маартенсу.
Ганимальди, до тех пор молчавший, высказался, как всегда,
рассудительно.
- Считаю, - заявил он, - что нам надо продолжить эксперименты...
Мы отдавали себе отчет в риске, на который идем. Было уже ясно, что
плазма, относительно спокойная и поддающаяся укрощению при температурах до
миллиона градусов, где-то выше этой грани переходит в неустойчивое
состояние и заканчивает свое недолговечное бытие взрывом, подобным тому,
что недавним утром прогремел в нашей лаборатории. Возрастание магнитного
поля приводило лишь к почти непредсказуемому запаздыванию взрыва.