"Станислав Лем. Библиотека XXI века. Мир как разрушение (Эссе. 1986г.)" - читать интересную книгу автора

свела в могилу теория Дарвина. Однако, это было преждевременное
погребение. Катастрофы наибольшего масштаба, т.е. космического, являются
неотъемлемым условием эволюции звезд, а также эволюции жизни. Альтернативу
"либо разрушение, либо творение" создал человеческий разум, навязав ее
миру с самого начала нашей истории. Эту категорическую исключительность
уничтожения и сотворения человек понял со всей очевидностью, пожалуй,
тогда, когда он осознал свою смертность и противопоставил её воле жизни.
Это противопоставление является общей основой тысяч культур, и его можно
обнаружить как в самых ранних мифах, легендах о творении и религиозных
верованиях, так и в возникшей десятки тысяч лет позднее науке. Как вера,
так и наука наделяли видимый мир свойствами, устраняющими из него слепой,
невычисляемый случай как виновника любого происшествия. Обычная во всех
религиях борьба добра со злом не в каждом вероисповедании кончается
триумфом добра, но в каждом установится - хотя бы как фатальность -
порядок бытия. В порядке всех вещей лежат как сакральное так и профанное.
Поэтому случая как наивысшей инстанции бытия не было никогда ни в одних
верованиях, потому и наука так долго противилась признанию его
существенной и невычисляемой роли в создании действительности (прим. Ст.
Лема - Слова "случай" нет ни в одной священной книге ни одной из вер).
Верования людей можно поделить на скорее "доверяющие" миру и скорее
"упорядочивающие" мир, который они застали. Первые обещают Воздаяние,
Избавление и Подсчет грехов и заслуг, увенчанный на том свете
окончательным отмериванием справедливости, и, тем самым, пристраивая к
несовершенному миру совершенное продолжение. Пожалуй, собственно такому
удовлетворению наших притязаний по отношению к миру обязаны эти веры своим
многовековым существованием, и именно оно сконцентрировано в закрепленной
поколениями догматике.
Зато угасшие уже мифы вместо утешения и обещания Справедливого добра в
замечательной упорядоченной Вечности (чтобы ни говорили о Рае и
Избавлении, то там нет никакого Случая: никто не пойдет в пекло в
результате Божьей ошибки или недосмотра Проведения, никто также не будет
вовлечен в посмертные хлопоты, так как какое-нибудь препятствие не
допустит его до Нирваны), привносили Порядок, часто жестокий, но
Необходимый и, следовательно, также не похожий на лотерейную игру.
Каждая культура была и существует для того, чтобы всякое качество, как,
например, случайность, встало в блеске Желательности или - по меньшей мере
- Необходимости. Вот общее назначение культур, оно породило
"нормализацию", сохраненную в ритуалах, во всяких указаниях и в каждом
табу: всё везде должно иметь одну единую меру. Культуры вводили
случайность внутрь себя осторожными дозами - для игры и забавы. Случай
освоенный, удержанный в границах, как игра или лотерея, переставал быть
категорией ошеломляющей и грозной. Мы играем в лотерею потому, что хотим
играть. Никто нас к этому не принуждает. Человек верующий видит
случайность в разбивании стакана, в укусе осы, но уже не припишет её
смерти: в его неученом сознании Божье Всемогущество и Всеведение в
состоянии назначить случаю второстепенную роль, но наука, пока это было
возможно, трактовала случайность как эффект пока еще недостаточного
знания, как наше неведение, которое будет ликвидировано дальнейшим
притоком открытий. Это не шутки; Эйнштейн вовсе не шутил, утверждая, что
"der Herrgott wurfelt nicht (Бог не играет в кости)" потому, что "He is