"Станислав Лем. Рассказ Пиркса" - читать интересную книгу автора

сколько раз, да пережил ли в связи с этим катастрофы, и серьезные ли, и
есть ли шансы спастись в случае столкновения... Вместо ответа я ему дал
"Основы космолоции и космодромии" Краффта; инженер книгу взял, но,
кажется, даже и не раскрывал ее - он ведь жаждал доверительных признаний,
а не сухих сведений.
Все это происходило, напоминаю вам, на корабле, где сила тяжести
отсутствовала. В этих условиях движения людей, даже трезвых, довольно
забавно изменяются - всегда надо помнить о каком-нибудь поясе, о
пристежке, иначе, нажав на карандаш при писании, рискуешь взлететь под
потолок, а то и шишку себе набить. У телеграфиста была своя система: он
таскал в карманах массу всяких гирек, гаек, ключей, и когда оказывался в
затруднительном положении, повиснув между потолком, полом и стенами, то
просто лез в карман и швырял первый попавшийся предмет, чтобы плавно
отлететь в противоположную сторону. Способ это был надежный и всегда
подтверждал правильность ньютоновского закона действия и противодействия,
однако он доставлял мало удовольствия окружающим, потому что брошенные
гирьки и гайки рикошетом отлетали от стен, и иной раз эти штучки,
способные весьма чувствительно стукнуть, подолгу носились в воздухе. Я
говорю об этом, чтобы придать дополнительный оттенок колориту нашего
путешествия.
В пространстве тем временем шло усиленное движение; многие
пассажирские корабли на всякий случай в соответствии с правилами изменяли
трассы. Луне было с ними немало возни; автоматические передатчики, которые
морзянкой передают орбитальные и курсовые поправки, рассчитанные на
больших стационарных вычислительных машинах, без устали строчили сериями
сигналов в таком темпе, что на слух не воспримешь. Да и фония была
переполнена голосами - пассажиры за бешеные деньги сообщали встревоженным
родственникам, что отлично себя чувствуют и никакой опасности нет; Луна
Астрофизическая передавала очередные сведения о зонах сгущения в
метеоритном рое, о его предполагаемом составе - словом, программа была
разнообразная и скучать у репродуктора особенно не приходилось.
Мои космонавты со свинкой, уже узнавшие, разумеется, о
гиперболическом рое, то и дело звонили в радиорубку, пока я не отключил их
аппараты, заявив, что опасность, а именно пробоину или потерю
герметичности, они легко распознают по отсутствию воздуха.
Около одиннадцати я отправился перекусить в кают-компанию;
телеграфист, который, кажется, только этого и ждал, исчез, будто растаял,
а я слишком устал, чтобы его искать и даже чтобы думать о нем. Инженер
отбыл вахту; он уже немного успокоился и опять жаловался в основном на
шурина, а уходя к себе (зевал он, как кит), сказал мне, что левый экран
радара, должно быть, испортился: там в одном месте какая-то зеленая искра.
Сообщив это, он удалился; я приканчивал холодную говядину из консервной
банки - и вдруг, воткнув вилку в неаппетитно застывший жир, окаменел.
Инженер разбирался в показаниях радара, как я в асфальте. Этот
"испорченный" экран... В следующее мгновение я мчался к рулевой рубке. Это
так говорится, а на деле я двигался с той скоростью, какая возможна, если
ускорение получаешь, только хватаясь за что-нибудь руками либо
отталкиваясь ногами от выступов стен или потолка. Рулевая, когда я наконец
до нее добрался, была словно выстужена, огни на пультах погасли,
контрольные сигналы реактора еле мерцали, как сонные светлячки, и только