"Станислав Лем. Условный рефлекс" - читать интересную книгу автора

в порыве откровенности Пиркс признался в своей стихийной неприязни к
лунным туристам и их манерам - похоже, что его слушали с одобрением. Лишь
спустя некоторое время можно было заметить, что то один, то другой из
хозяев покидает компанию, а потом вновь возвращается. Выяснилось, что они
ходят в обсерваторию, так как на Солнце появился удивительно красивый
протуберанец. Стоило произнести это слово, как для Лангнера перестало
существовать все остальное. Свойственное ученым бессознательное
самозабвение овладело всеми сидевшими за столом. Принесли фотографии,
потом продемонстрировали фильм, отснятый через коронограф. Протуберанец
был и впрямь исключительный: он протянулся на три четверти миллиона
километров и напоминал допотопное чудовище с огнедышащей пастью.
Когда зажгли свет, Ганшин, Пнин, третий русский астроном и Лангнер
начали переговариваться; глаза у них блестели, они были глухи ко всему
постороннему. Кто-то вспомнил о прерванном обеде; вернулись в столовую,
но и тут, отодвинув в сторону тарелки, все принялись что-то подсчитывать
на бумажных салфетках. Наконец Пнин сжалился над Пирксом, для которого эти
споры были китайской грамотой, и увел его в свою комнату, маленькую, но
привлекательную тем, что из ее широкого окна открывался вид на восточную
вершину хребта Циолковского. Солнце, низкое, зияющее как врата ада,
бросало в хаос скальных нагромождений другой хаос - теней, которые
чернотой своей поглощали контуры предметов, словно за каждой гранью
освещенного камня открывалась дьявольская пропасть, ведущая к самому
центру Луны. Каменные вершины, наклонные башни, шпили, обелиски будто
растворялись там, в этой пустоте, а потом где-то взметывались из
чернильной тьмы, словно окаменевшие языки пламени. Взгляд терялся среди
этого нагромождения совершенно не совместимых форм и находил облегчение
лишь в круглых черных ямах, напоминавших глазницы: это были воронки
маленьких кратеров, до краев наполненные тенью.
Пейзаж был единственным в своем роде. Пиркс уже бывал на Луне (об
этом он раз шесть упомянул в беседе), но не в такую пору, за девять часов
до захода солнца. Они долго сидели у окна. Пнин называл Пиркса коллегой,
а тот не знал, как ему отвечать, и мудрил с грамматикой изо всех сил.
У русского была фантастическая коллекция; фотоснимков, сделанных во время
горных восхождений: он, Ганшин и еще один их товарищ, который ненадолго
улетел на Землю, в свободное время занимались альпинизмом.
Кое-кто пытался ввести в обиход слово "лунизм", но термин этот не
привился, тем более что существуют ведь Лунные Альпы.
Пиркс, который ходил в горы еще до того, как стал курсантом,
обрадовался, что встретил своего брата-альпиниста, и начал расспрашивать
Пнина, чем отличается лунная техника восхождения от земной.
- Коллега, надо помнить об одном, - отвечал Пнин, - только об одном.
Делайте все, "как дома", пока возможно. Льда здесь нет - разве что в очень
глубоких расщелинах, да и там попадается чрезвычайно редко; снега,
разумеется, тоже, так что вроде тут очень легко, тем более что можно
упасть с высоты тридцати метров и ничего с тобой не случится, но об этом
лучше не думать.
- Почему? - очень удивился Пиркс.
- Потому что здесь нет воздуха, - объяснил астрофизик. - И сколько бы
вы ни ходили, все равно не научитесь правильно определять расстояние. Тут
и дальномер не очень-то поможет, да и кто ходит с дальномером? Взойдешь на