"Станислав Лем. Условный рефлекс" - читать интересную книгу автора

космической бомбардировки. Кольца каменных обломков и лавы пересекались,
переплетались, будто тех, кто вел этот титанический обстрел, все еще не
удовлетворяли произведенные разрушения. Не успел Пиркс разглядеть массив
Циолковского, как ракету подтолкнули ненадолго включенные двигатели, она
приняла вертикальное положение, и Пиркс увидел уже лишь океан темноты,
поглотивший все западное полушарие, а за линией терминатора возвышалась,
сверкая своей макушкой, вершина Лобачевского. Звезды в верхнем окне ракеты
замерли неподвижно. Спускались они как в лифте, и это несколько напоминало
вхождение в атмосферу, так как ракета погружалась в столб огня от
собственных двигателей, общавшегося за кормой, и газы завывали, обтекая
выпуклости наружной брони. Автоматически откинулись спинки кресел, через
верхний иллюминатор Пиркс видел все те же звезды; они теперь стремительно
летели вниз, однако ощущалось мягкое, но довольно упорное сопротивление
гремящих двигателей, которые толкали ракету в обратном направлении. Вдруг
двигатели загрохотали во всю мощь. "Ага, становимся на огонь!" - подумал
Пиркс, чтобы не забыть, что он все же настоящий астронавт, хотя еще и без
диплома.
Удар. Что-то задребезжало, бахнуло, будто огромный молот бил по
камням. Кабина мягко скользнула вниз, вернулась вверх, вниз и опять вверх;
так она довольно долго сновала на яростно булькавших амортизаторах, пока
три двадцатиметровые, судорожно растопыренные "ноги" не вцепились как
следует в груды скальных обломков. Наконец пилот погасил это скольжение
кабины, несколько повысив давление в маслопроводе; послышалось легкое
шипение, и кабина повисла неподвижно.
Пилот вылез к ним через люк в середине пола и открыл стенной шкаф, в
котором - наконец-то! - оказались скафандры.
Пиркс несколько воспрянул духом, однако ненадолго. В шкафу было
четыре скафандра: один для пилота, а кроме того, большой, средний и
маленький. Пилот моментально влез в свой скафандр, только шлем не надел и
ждал своих спутников. Лангнер тоже управился быстро. Один Пиркс, красный,
вспотевший и злой, не знал, что делать. Скафандр среднего размера был ему
мал, а большой - чересчур велик. В среднем он упирался головой в донышко
шлема, а в большом болтался, как кокосовое ядро в высохшей скорлупе.
Конечно, ему давали добрые советы. Пилот заметил, что просторный скафандр
всегда лучше тесного, и посоветовал заполнить пустые места бельем из
рюкзака. Он даже предлагал одолжить свое одеяло. Но Пирксу сама мысль
напихать что-то в скафандр представлялась кощунственной, вся его душа
астронавта становилась от этого на дыбы. Завернуться в какие-то тряпки?!
Он надел тот скафандр, что поменьше. Спутники ничего не сказали.
Пилот открыл отверстие шлюзовой камеры, и они вошли туда; пилот повернул
винтовое колесо и открыл выходной люк.
Не будь рядом Лангнера, Пиркс сразу прыгнул бы и, возможно, ухитрился
бы при первом же шаге вывихнуть ногу: до поверхности было метров двадцать,
и если учесть вес скафандра, то даже при здешнем малом притяжении это было
все равно что прыгнуть со второго этажа на рассыпанную груду камней.
Пилот спустил за борт складную лестницу, и они сошли по ней на Луну.
И тут никто их не встречал цветами и не было триумфальных арок.
Кругом - ни души. На расстоянии менее километра от них возвышался
бронированный купол стации "Циолковский", освещенный косыми лучами жуткого
лунного солнца. За станцией виднелась вырубленная в скалах небольшая