"Станислав Лем. Формула Лимфатера" - читать интересную книгу автора

лабораторном халате. Коркоран был ужасно худой, костлявый; у него были
огромные очки и седые усы, с одной стороны покороче, словно обгрызенные.
- Пожалуйте за мной, - сказал он без всяких предисловий.
Длинным, еле освещенным коридором, в котором лежали какие-то машины,
бочки, запыленные белые мешки с цементом, он подвел меня к большой
стальной двери. Над ней горела яркая лампа. Он вынул из кармана халата
ключ, отпер дверь и вошел первым. Я за ним. По винтовой железной лестнице
мы поднялись на второй этаж. Перед нами был большой фабричный цех с
застекленным сводом - несколько лампочек не освещали его, лишь
подчеркивали сумрачную ширь. Он был пустынным, мертвым, заброшенным,
высоко под сводом гуляли сквозняки, дождь, который начался, когда я
приближался к резиденции Коркорана, стучал в окна темные и грязные, там и
тут натекала вода сквозь отверстия в выбитых стеклах. Коркоран, словно не
замечая этого, шел впереди меня, по грохочущей под ногами галерее; снова
стальные запертые двери - за ними коридор, хаос брошенных, словно в
бегстве, навалом лежащих у стен инструментов, покрытых толстым слоем пыли;
коридор свернул в сторону, мы поднимались, спускались, проходили мимо
перепутанных приводных ремней, похожих на высохших змей. Путешествие, во
время которого я понял, как обширно здание, продолжалось; раз или два
Коркоран в совершенно темных местах предостерег меня, чтобы я обратил
внимание на ступеньку, чтоб нагнулся; у последней стальной двери, вероятно
противопожарной, густо утыканной заклепками, он остановился, отпер ее; я
заметил, что в отличие от других, она совсем не скрипела, словно ее петли
были недавно смазаны. Мы оказались в высоком зале, почти совсем пустом;
Коркоран встал посредине, там, где бетонный пол был немного светлее, будто
раньше на этом месте стоял станок, от которого остались лишь торчащие
обломки брусьев. По стенам проходили вертикальные толстые брусья, так что
все напоминало клетку. Я вспомнил тот вопрос о духах... К прутьям были
прикреплены полки, очень прочные, с подпорками, на них стояло десятка
полтора металлических ящиков; знаете, как выглядят те сундуки с
сокровищами, которые в легендах закапываются корсарами? Вот такими и были
эти ящики с выпуклыми крышками, на каждом висела завернутая в целлофан
белая табличка, похожая на ту, какую обычно вешают над больничной
кроватью. Высоко под потолком горела запыленная лампочка, но было слишком
темно, чтобы я мог прочитать хоть слово из того, что написано на
табличках. Ящики стояли в два ряда, друг над другом, а один находился выше
других, отдельно; я сосчитал их, было не то двенадцать, не то
четырнадцать, уже не помню точно.
- Тихий, - обратился ко мне профессор, держа руки в карманах халата,
- вслушайтесь на минуту в то, что тут происходит. Потом я вам расскажу, -
ну, слушайте же!
Был он очень нетерпелив - это бросалось в глаза. Едва начав говорить,
сразу хотел добраться до сути, чтоб побыстрее покончить со всем этим.
Словно он каждую минуту, проведенную в обществе других людей, считал
потерянной.
Я закрыл глаза и больше из простой вежливости, чем из интереса к
звукам, которые даже и не слыхал, входя в помещение, с минуту стоял
неподвижно. Собственно, ничего я не услышал. Какое-то слабое жужжание
электротока в обмотках, что-то в этом роде, но уверяю вас оно было столь
тихим, что и голос умирающей мухи можно было бы там превосходно