"Станислав Лем. Формула Лимфатера" - читать интересную книгу автора

хмуро, в новом приливе угнетенности.
Я подал ему лежавший на столе нож для разрезания бумаги. Он перерезал
резкими и размашистыми движениями бечевку, разорвал оберточную бумагу,
швырнул ее, смятую и мокрую, на пол с намеренной, пожалуй, небрежностью,
словно говоря: "можешь вышвырнуть меня, изругав за то, что я пачкаю твой
сверкающий паркет, - если у тебя хватит смелости выгнать такого человека,
как я, принужденного так унижаться!". Я увидел ящик в форме почти
правильного куба, сбитый из оструганных досок, покрытых черным лаком;
крышка была только наполовину черная, наполовину же - зеленая, и мне
пришло в голову, что ему не хватило лака одного цвета. Ящик был заперт
замком с шифром. Мольтерис повернул диск, похожий на телефонный, заслонил
его рукой и наклонившись так, чтобы я не мог увидеть сочетание цифр, а
когда замок щелкнул, медленно и осторожно поднял крышку.
Из деликатности, а также не желая его спугнуть, я снова уселся на
кресло. Я почувствовал - хоть он этого не показывал, - что Мольтерис был
благодарен мне за это. Во всяком случае, он как будто несколько
успокоился. Засунув руки вглубь ящика, он с огромным усилием - даже щеки и
лоб у него налились кровью - вытащил оттуда большой черный аппарат с
какими-то колпаками, лампами, проводами... Впрочем, я в таких вещах не
разбираюсь. Держа свой груз в объятиях, словно любовницу, он бросил
сдавленным голосом:
- Где... розетка?
- Там, - я указал ему угол рядом с библиотекой, потому что во второй
розетке торчал шнур настольной лампы.
Он приблизился к книжным полкам и с величайшей осторожностью опустил
тяжелый аппарат на пол. Затем размотал один из свернутых проводов и
воткнул его в розетку. Присев на корточки у аппарата, он начал двигать
рукоятки, нажимать на кнопки; вскоре комнату заполнил нежный певучий гул.
Вдруг на лице Мольтериса изобразился страх; он приблизил глаза к одной из
ламп, которая, в отличие от других, оставалась темной. Он слегка щелкнул
ее пальцами, а увидев, что ничего не изменилось, порывисто выворачивая
карманы, отыскал отвертку, кусок провода, какие-то металлические щипцы и,
опустившись перед аппаратом на колени, принялся лихорадочно, хотя и с
величайшей осторожностью, копаться в его внутренностях. Ослепшая лампа
неожиданно заполнилась розовым свечением. Мольтерис, который, казалось,
забыл где находится, с глубоким выдохом удовлетворения сунул инструменты в
карман, встал и сказал совершенно спокойно, так, как говорят "сегодня я ел
хлеб с маслом":
- Тихий, это - машина времени.
Я не ответил. Не знаю, отдаете ли вы себе отчет в том, насколько
щекотливо и трудно было мое положение. Изобретатели подобного рода,
которые придумали эликсир вечной жизни, электронный предсказатель будущего
или, как в этом случае, машину времени, сталкиваются с величайшим
недоверием всех, кого пробуют посвятить в свою тайну. Психика их
болезненна, у них много душевных царапин, они боятся других людей и
одновременно презирают их, ибо знают, что обречены на их помощь; понимая
это, я должен был соблюдать в такие минуты необычайную осторожность.
Впрочем, что бы я ни сделал, все было бы плохо воспринято. Изобретателя,
который ищет помощи, толкает на это отчаяние, а не надежда, и ожидает он
не благожелательности, а насмешек. Впрочем, благожелательность - этому его