"Фриц Лейбер. Немного мира тьмы" - читать интересную книгу автора

горелой ткани и чувствовался какой-то странный горький привкус меди. Не
думаю, что я вообразил себе все это, поскольку Франц сморщил нос и стал
водить языком по зубам. Затем появилось чувство, что нас слегка касаются
легкие нити, или паутина, или, быть может, тонкая лоза, хотя мы стояли под
открытым небом, и ближе тучи, находившейся не менее чем в полумиле, над
нашими головами ничего не было. И как только я это почувствовал - едва
уловимое чувство, уверяю вас,- я заметил, что Вики легко провела рукой по
волосам - обычным жестом, будто стряхивая надоедливого паучка. Все это
время мы разговаривали - Франц рассказывал нам о том, что пять лет назад
недорого купил Рим-Хауз у наследника богатого любителя серфинга и
спортивных машин, сорвавшегося с горы на повороте в каньоне Декер.
Наконец, тишина, которая воцарилась после того, как смолк шум мотора,
донесла до нас звук едва слышимого дыхания. Я знаю, что звуки беспокоят
всех, кто приезжает из города в деревню, но эти звуки были необычными Время
от времени появлялся свист - слишком высокий, чтобы нормально
восприниматься человеческим ухом,- и мягкое урчанье, едва слышимое, на
нижнем пороге восприятия. Но наряду с этими, возможно, вымышленными,
вибрациями трижды мне показалось, что я слышу свист камушков гравия,
падающих с горы. Каждый раз я быстро переводил взгляд на склон, но ни разу
не удалось заметить хотя бы малейший признак движения, хотя, конечно же,
для этого мне пришлось бы осмотреть слишком большой участок.
Когда я в третий раз взглянул на склон, облака немного переместились и
из-за туч выглянуло солнце. И тогда мне в голову пришла риторическая
фигура: "Словно прицеливающийся золотой стрелок". Я поспешно отвернулся -
больше не хотелось, чтобы перед моими глазами поплыли черные пятна. Затем
Франц провел нас на "палубу" и через парадную дверь - в дом.
Я боялся, что все неприятные ощущения усилятся, когда мы попадем
вовнутрь,- особенно запах горелого и ощущение невидимой паутины,- и потому
очень обрадовался, обнаружив, что они, напротив, исчезли, словно изгнанные
духом радушной, сочувственной, многосторонней, высокоцивилизованной
личности Франца.
Комната, вначале узкая, поскольку часть пространства была отведена под
кухню, кладовку и маленькую ванную, затем расширялась до размеров здания. В
ней не было голых стен - их скрывали полки, заполненные книгами,
статуэтками, археологическими находками и научным инструментарием Тут были
магнитофон, стереосистема, еще какие-то вещи. У внутренней стены стояли
большой стол, шкаф для картотеки и подставка с телефоном.
Окна на "палубу" не выходили, но чуть дальше, там, где дом изгибался,
светлело большое окно с видом на противоположную сторону каньона и
скалистые горы, скрывавшие за собой Тихий океан. Прямо у окна стояла
длинная кушетка, а сразу за ней - длинный стол.
Узкий коридор вел из конца гостиной к вершине второго угла дома, к
двери, через которую можно было попасть на уединенную, покрытую травой
площадку. Там можно было загорать или даже играть в бадминтон, если,
конечно, кому-то достало бы смелости прыгать по ней, распугивая сидящих на
краю обрыва птиц.
По одну сторону коридора находилась просторная спальня Франца и
большая ванная комната в конце дома. Две двери на противоположной стороне
коридора вели в маленькие спаленки, из окон которых открывался вид на
каньон. Окна спален драпировались тяжелыми портьерами. Франц мимоходом