"Урсула Ле Гуин. Освобождение женщины" - читать интересную книгу автора

собой, потому что он был красивым мальчиком, черным как ночь и
таким же стройным, как его мать. Я знала, что он боялся отца,
потому что слышала, как Эрод плакал у матери. Она утешала его
лакомствами и лаская, говорила: "Мой дорогой, скоро он снова
уедет". Мне тоже было жалко Эрода, который существовал как
тень, такой же бесплотный и безобидный. В пятнадцать лет его
послали в школу, но еще до окончания года отец забрал его.
Крепостные поведали, что Хозяин безжалостно избил его и
запретил даже верхом покидать пределы поместья.

Крепостные женщины, обслуживавшие Хозяина, рассказывали, как он
жесток и показывали оставленные им синяки и ссадины. Они
ненавидели его, но моя мать не могла соглашаться с ними.---Кем
ты себя воображаешь?---сказала она девочке, которая
пожаловалась, как он использовал ее.---Леди, с которой надо
обращаться как с хрусталем?---А когда девочка поняла, что
забеременела (объелась, говорили мы), мать отослала ее обратно
в поселение. Я не поняла, почему она это сделала. Я решила, что
Йова ревнива и жестока. Теперь я думаю, что она спасала девочку
от ревности нашей миледи.

Не знаю, когда я поняла, что была дочкой Хозяина. Таясь от
нашей властительницы, мать считала, что этого никто не знает.
Но всем крепостным женщинам в доме это было известно. Не знаю,
услышала я о своем происхождении или подслушала, но помню, что,
увидев Эрода, я внимательно рассмотрела его и подумала, что
куда больше похожу на нашего отца, чем он, ибо к тому времени я
уже знала, что у нас общий отец. Я удивлялась, как Леди Тазеу
не видит нашего сходства. Но она предпочитала жить в неведении.

За эти годы я редко появлялась в поселении. Первые полгода или
около того пребывания в Доме я с удовольствием забегала
увидеться с Валсу и бабушкой, показывая им свои красивые
наряды, блестящие волосы и чистую кожу; но когда я приходила,
малыши, с которыми я играла, бросались грязью и камнями и рвали
на мне одежду. Валсу работала на полях и мне приходилось весь
день прятаться в хижине бабушки. Когда же бабушка посылала за
мной, я могла появляться только в присутствии матери и
старалась держаться поближе к ней. Обитатели поселения, даже
моя бабушка, стали относиться ко мне сухо и недоброжелательно.
Они были покрыты грязью и плохо пахли. На них были язвы и шрамы
от наказаний, изуродованные пальцы, уши или носы. У них были
загрубевшие руки и ноги с раздавленными ногтями. Я уже отвыкла
от такого их вида. Я видела, что мы, обслуга Большого Дома,
полностью отличались от них. Служа высшим существам, мы сами
стали походить на них.

Когда мне минуло тринадцать или четырнадцать лет, я продолжала
спать в постели Леди Тазеу, которая часто занималась со мной
любовью. Но она обзавелась и новой любимицей, дочкой одной из