"Урсула Ле Гуин. Изменить взгляд" - читать интересную книгу автора

машины, натюрморты, растения, ландшафты, то, что рождалось в воображении.
Рисовал все что угодно, все, что видел вокруг. Нарисованные им портреты
пользовались спросом - люди всегда хорошо относились к Гене и другим
больным. Однако в последнее время он рисовал не портреты, а странные,
непонятные фигуры и линии, покрытые туманной дымкой, словно
несформировавшиеся, неизведанные миры. Такие картины никому не нравились,
но Гене ни разу не сказали, что он понапрасну теряет время. Он - больной.
Художник. Ну и прекрасно. Здоровым людям некогда рисовать. Слишком много
работы. Но не так уж плохо, когда рядом живет художник. Это - что-то
человеческое. Как на Земле. Так ведь?
Люди хорошо относились и к Тоби, пареньку с таким больным желудком, что
в шестнадцать лет он весил всего восемьдесят четыре фунта; хорошо
относились к маленькой Шуре, которая научилась говорить лишь в шесть лет и
глаза которой плакали и плакали, даже когда девочка улыбалась. Люди жалели
всех своих больных, всех, чей организм никак не мог приспособиться к этому
чужому миру, чьи желудки не способны были переваривать натуральные
протеины даже при помощи метаболиков - препаратов, ускоряющих обмен
веществ, которые каждый колонист был обязан принимать два раза в день в
течение всей жизни на Новом Зионе. Несмотря на тяжелую жизнь в Двенадцати
поселениях, где дорожили каждой парой рук, колонисты были добры к своим
бесполезным соплеменникам, страдающим от различных болезней. В недугах
проявляется Божья воля. Люди еще помнили такие слова, как
"цивилизованность", "человечность". И помнили Иерусалим.
- Геня, дорогой, о чем ты? Что нехорошо?
- Нехорошо, - улыбнулся тот, и его тихий голос испугал Мириам. Серые
глаза потеряли ясность, казались мутными. - Препараты, - пояснил он. -
Таблетки. Лекарства.
- Ну конечно, ты разбираешься в медицине гораздо лучше, чем я, -
сказала Мириам. - Ты более опытный врач, чем я. Или ты решил отказаться от
лечения? Да, Геня? Отказываешься? - проговорила она надломленным голосом,
даже покачнувшись от гнева, который внезапно вспыхнул в ней, вырос
откуда-то изнутри, из столь тщательно и глубоко запрятанной тревоги.
- Отказываюсь. От метов.
- От метов? Отказываешься? О чем ты говоришь?
- За две недели я не принял ни одной таблетки.
От этих слов Мириам захлестнула волна отчаянной ярости; кровь ударила в
лицо, и оно словно увеличилось в два раза.
- Две недели?! Так вот почему ты снова оказался в лазарете! Где, ты
думал, окончится эта дурацкая затея? Какой же ты дурак! Хорошо еще, что не
умер!
- Мириам, мне не стало хуже, когда я прекратил принимать пилюли. Всю
последнюю неделю я чувствовал себя даже лучше, чем обычно. До сегодняшнего
дня. Но тут дело в другом. Вероятно, тепловой удар. Я забыл надеть
шляпу... - Щеки Гени залились слабым румянцем - то ли от попытки оправдать
свои поступки, то ли от стыда. Очень глупо работать в поле с непокрытой
головой. Несмотря на всю свою тусклость, НСЦ 641 могла нагреть
незащищенную человеческую голову так же, как пламенное Солнце, и Геня
поплатился за собственную небрежность. - Понимаешь, этим утром я
чувствовал себя прекрасно, действительно хорошо, и не отставал от других,
когда мы рыхлили землю. Потом появилось легкое головокружение, но я не