"Урсула ле Гуин. Звезды под ногами" - читать интересную книгу автора

Ради бога, пойдемте отсюда. Уже светает.
Астроном неохотно пошел за ним, глядя не на светлеющую полоску на
востоке, а в щель купола, где все еще виднелось несколько ярких звезд.
Борд буквально вытащил его из обсерватории, заставил сесть в седло, а
потом, взяв коня под уздцы, быстро стал спускаться по склону холма.
Одной рукой астроном держался за луку седла. Другую руку - ладонь и
пальцы ее были сожжены раскаленным докрасна обломком металла, за который
он нечаянно схватился, роясь в куче мусора, - он прижимал к бедру.
Прижимал бессознательно, потому что этой боли практически не ощущал.
Порой, правда, органы чувств кое-что сообщали ему, например: Я сижу на
лошади. Становится светлее. Но эти обрывки информации никак не
складывались в целостную картину. Он задрожал от холода, когда утренний
ветер поднялся и зашумел в темных деревьях, меж которыми вела их узкая
тропинка, тонувшая в зарослях ворсянки и вереска; но и деревья, и ветер, и
светлеющее небо, и даже холод - все это было для него чем-то посторонним,
несущественным, потому что сейчас он способен был видеть только одно:
ночь, с треском разрываемую пламенем пожара.
Борд помог ему спуститься с коня. Теперь все вокруг было залито
солнечным светом, солнечные блики играли на скалах, вздымавшихся над
рекой. У подножия скал виднелась какая-то черная дыра, и Борд чуть ли не
силой поволок его туда, в эту черноту. Там не было ни жары, ни духоты,
наоборот - прохладно и тихо. Как только Борд позволил ему остановиться, он
кулем повалился на землю - ноги уже не держали его; и опершись своими
дрожащими обожженными ладонями о землю, он почувствовал холод камня.
- Вот уж действительно - в землю ушел, клянусь господом! - сказал
Борд, разглядывая израненные рудокопами стены шахты, на которых плясал
огонек его свечи. - Я вернусь. Ночью, скорее всего. Не выходите наружу. И
далеко вглубь тоже не забирайтесь. Это старая штольня, в этой стороне
работы уже несколько лет не ведутся. А в старых штольнях всякое может быть
- ямы, обвалы... Наружу все же ни в коем случае не выходите! Затаитесь.
Как только уберут ищеек, мы переправим вас через границу.
Борд повернулся и в темноте стал пробираться к выходу. Давно уже стих
звук его шагов, когда астроном наконец поднял голову и оглядел мрачные
стены вокруг, освещенные лишь крошечной свечой. Чуть помедлив, он погасил
ее. И тогда его со всех сторон обступила пахнущая землей тьма,
непроницаемая и безмолвная. Перед глазами поплыли какие-то зеленые фигуры,
золотистые пятна, медленно растворяющиеся во тьме. Эта плотная и
прохладная темнота казалась целительной для воспаленных глаз и
истерзанного мозга.
Если он и думал о чем-то, сидя там, во мраке, то мысли эти нельзя
было облечь в словесную оболочку. Его знобило от чудовищного
переутомления, от того что он чуть не задохнулся в дыму и несколько раз
сильно обжегся, и рассудок его, похоже, слегка помутился. Может быть,
впрочем, голова его всегда работала не совсем так, как надо, хотя идеи
порождала обычно ясные и светлые. Но разве нормально, например, чтобы
человек двадцать лет убил на то, чтобы шлифовать линзы, строить телескопы,
пялиться на звезды и что-то там считать, составляя таблицы и списки, да
еще рисовать карты таких миров, о которых никто и понятия не имеет, до
которых никому дела нет, до которых вообще нельзя добраться, которые ни
увидеть, ни потрогать нельзя. А теперь все это - плоды всей его жизни -