"Гертруд фон Лефорт. Венок ангелов ("Плат Святой Вероники" #2) " - читать интересную книгу автора

могла высказываться абсолютно обо всем, - спроси я себя через минуту-другую,
что же она, собственно, хотела сказать, я при всем желании не могла бы
ответить на этот вопрос. Впрочем, может быть, это впечатление было связано
не столько с Зайдэ, сколько с моим восприятием, ибо моя прежняя детская
способность каким-то непостижимым для меня самой образом читать души
окружающих и тайны их бытия в своей собственной душе претерпела определенные
изменения с тех пор, как я стала католичкой. Как шутливо выразилась в одном
из своих писем Жаннет, я порой, когда нужно было "отразить" неблаговидный
образ кого-либо из окружающих, что было, на мой взгляд, как-то не
по-христиански, "прятала свое зеркальце за зеркало". Из-за этого мое
восприятие приобретало некоторую двойственность и неопределенность, которые
мне самой не нравились, особенно в данном случае, когда я должна была
признаться, что Зайдэ для меня - единственное разочарование в этом доме,
облеченное, впрочем, в очень приятную оболочку. И потому я в один прекрасный
день решилась просто положить конец всем этим загадкам и попросить у нее
прощения за все свои сомнения, рассудив, что у нее есть одно хорошее и в
высшей мере реальное свойство, которое, конечно же, заключает в себе и
многие другие прекрасные качества: она была супругой моего опекуна, и я не
могла представить себе, чтобы его избранница была недостойна его. Ибо все
добрые качества моего опекуна, казалось, были сама реальность.
Но до этого я заставила себя принять еще одно решение, которое далось
мне гораздо труднее. Напрасно прождав несколько дней предложения Энцио
навестить его мать, я подумала, что он не решается пригласить меня из
деликатности, памятуя ее последнюю ужасную размолвку с моей драгоценной
бабушкой в Риме. Я и в самом деле чувствовала себя при мысли о предстоящей
встрече с ней довольно неуютно. Но у меня не было сомнений в том, что
бабушка, будь она тогда жива, с ее необыкновенной широтой души непременно
потребовала бы от меня этого визита, да и Энцио, безусловно, был вправе
ожидать от меня великодушия.
И вот, собравшись с духом, я пустилась в путь, чтобы нанести этот
неприятный визит. Дом Госпожи Облако находился на том же берегу Неккара, что
и дом моего опекуна, только немного ниже по течению. Неподалеку от него тоже
был мост, а за домом - поднимающийся в гору сад, но здесь все выглядело
строже и новее. Меня провели в большую узкую столовую, где был накрыт стол
для обитателей пансиона. Здесь меня тоже встретила целая галерея портретов,
очевидно членов семьи нескольких поколений. Над безликим обеденным столом
они казались разжалованными. Последний в этой череде и, видимо, недавно
написанный портрет изображал, судя по всему, отца Энцио, человека, которого
так сильно любила моя бабушка и который сыграл в ее судьбе такую огромную
роль. Я рассматривала это лицо с благоговейным трепетом. Его сходство с
Энцио сразу же бросалось в глаза, но только внешнее сходство - выражение его
было совершенно другим. Доброта, человечность и благоговение, но в то же
время жизнерадостность и юмор запечатлелись на этом лице, да и все остальные
лица этой галереи заключали в себе какую-то непередаваемую доброту, ясность
и благородную простоту - качества, которые именно в сочетании с хорошо
знакомыми чертами (ибо физиономический тип этого рода словно проходил
непрерывной красной нитью сквозь все портреты) странно поразили меня, как
будто я вдруг совершенно неожиданно поняла, что собственно, означает полное
отсутствие этих качеств. Косички и напудренные парики старших поколений
почему-то напоминали о пиетизме*: я легко могла представить себе, что эти