"Гертруд фон Лефорт. Плат Святой Вероники " - читать интересную книгу автора

удалось, так как Жаннет и сама в какой-то мере обладала тем свойством,
которое приписывала мне и за которое прозвала меня Зеркальцем.
- У меня ты это видишь по лицу, а вот у тетушки Эдельгарт тебе
непременно подсказывает твой ангел-хранитель, верно? - сказала я.
Жаннет едва заметно кивнула: она больше всех из нас страдала от
замкнутости тетушки и, конечно же, прекрасно поняла, что я хотела этим
сказать. И все-таки Жаннет была единственным человеком, с которым тетушка
время от времени могла немного облегчить душу беседой.
- А как ты узнаешь, чего хочет бабушка? - спросила я.
- Ах, с бабушкой проще всего! - воскликнула Жаннет. - Она всегда сама
без обиняков говорит, чего ей хочется.
Жаннет была бесконечно предана бабушке, душой же она тянулась к тетушке
Эдельгарт, ради которой бабушка и оставила Жаннет в нашем доме, когда ее
служба в качестве моей бонны закончилась. Правда, тетушка не выказывала к
ней особой нежности, как, впрочем, она не выказывала ее и ни к кому другому,
и бабушка, радовавшаяся, если ее дочь хотя бы не отвергала общества самых
близких людей, конечно же, радовалась тому, что рядом с ней оказался
человек, который ее искренне любит. А Жаннет и в самом деле любила ее:
казалось, будто она видит тетушку совсем другими глазами, не такой, какой
видели ее мы. Я помню, как она придумала удивительное и совершенно
неожиданное, во всяком случае для меня, толкование ее имени.
- Твоя тетушка носит имя Эдель[9], - сказала она мне, -чтобы все всегда
считали ее лишь такой, какая она есть.
Жаннет ничуть не смущала прохладная сдержанность тетушки. Ее
привязанность к ней была настолько глубока и самоотверженна, что могла
существовать совершенно независимо от тетушкиных чувств, отчего казалась
такой же загадочной и фатальной, как и ее верность Мсье Жаннет. В
действительности же и то и другое было, разумеется, всего лишь незримыми
излияниями той таинственной жизни, которой маленькая Жаннет каждое утро,
день за днем, причащалась во время своих тихих хождений к алтарю, - о них
знали все в доме, но бабушка никогда даже не упоминала о них, а тетушка
Эдельгарт говорила о них со странной неловкостью. Однако я чувствовала, что
они особым образом отражаются не только на отношении Жаннет к моей тетушке,
но и на тетушкином отношении к Жаннет.

Итак, в один прекрасный день Жаннет стала ласково выговаривать мне за
то, что я, по ее мнению, совершенно отдалилась от тетушки Эдельгарт, которая
всегда проявляла столько искренней заботы обо мне. Я простодушно ответила
ей, что как раз несколько минут назад я была у нее и оставила ей для починки
свое порвавшееся платьице. Жаннет спросила меня, неужели я и в самом деле
полагаю, что оказываю тетушке особые знаки внимания, беспокоя ее подобными
мелкими, чисто внешними нуждами.
А тетушку Эдельгарт, по правде сказать, действительно нельзя было
назвать человеком, рожденным для починки платьев и тому подобных мелочей.
Впрочем, она с головой погружалась в хлопоты, связанные с ведением нашего
домашнего хозяйства, о котором бабушка даже слышать не желала. В этом деле,
как и вообще во всем, что можно непосредственно предъявить, тетушка
проявляла необычайную добросовестность и самоотверженность. Ибо ведение
хозяйства стоило немалых трудов, так как запросы бабушки были очень велики.
И тетушка, стесненная в средствах, конечно же, не могла обеспечить того