"Танит Ли. Владычица Безумия ("Сага о Плоской Земле" #4)" - читать интересную книгу автора

где колдовство древности чувствовалось особенно остро. Одним из таких мест
являлся пруд, чьего дна не достигал ни один ныряльщик, и чью холодную воду
редко осмеливались пить даже лесные звери - если таковые вообще водились в
этих холмах. Про это озеро говорили, что если из него напьется человек, он
тотчас обернется диким зверем - волком, оленем или чем-нибудь похуже, вроде
рогатой жабы или бородавчатого паука.
Над озером царила ночь. Сквозь плотную лесную крышу из ветвей и листьев
скупо сочился лунный свет. Она карабкалась по небосклону все выше и пылала
теперь ровным ледяным огнем, превращая бестревожную гладь воды в поверхность
стального зеркала.
Здесь, у самой воды, загонщики подняли стадо оленей. Призрачными тенями
они помчались сквозь притихший лес и вся охота ринулась им вослед. Верховые
зажгли факелы, треск пламени вторил треску ломающихся под копытами веток.
Гиканье и охотничий клич разносились по всему лесу.
Треск и гомон вспугивали заснувших птиц - или иных крылатых тварей - и
те добавляли шума к общей сумятице, спасаясь на верхних ветвях деревьев.
Стрелы охотников пронзали воздух, но не достигали цели. Вперед вырвался
конь Лак-Хезура. Чародей выбросил в воздух правую руку - и удирающего оленя
окутала тонкая призрачная сеть. Тренькнула тетива арбалета, ошеломленный
зверь споткнулся, замер и повалился на бок, истекая кровью. Из его глотки
вырвался стон, подобный стону роженицы, такой громкий и жалобный, что
миньоны герцога невольно содрогнулись. Но гончие, сорвавшись с поводков,
облепили подранка, словно мухи - падаль, и стоны несчастного зверя скоро
затихли.
Это была оленуха, но такая крупная, что вся охота, удовлетворившись
пока первой добычей, спешилась и вернулась к озеру, подобному стальному
зеркалу. Несмотря на бесконечные шутки по этому поводу, никто не собирался
утолять жажду озерной водой - да и к чему, если герцогские слуги припасли им
огромные корзины с бутылями, всяческой снедью и посудой? Загонщики разожгли
костер, и вскоре веселые язычки пламени отражались в хрустале и серебре
больших кубков, осушаемых в честь герцога.
Сам Лак-Хезур был занят: он следил за тем, как разделывают и потрошат
оленуху. Время от времени он отрезал особо лакомые куски мяса и бросал своим
любимым гончим. Олору, всюду следовавший за своим господином, стоял поодаль,
прислонившись к дереву, прикрывая нос и рот рукой в шелковой перчатке.
- Поди ко мне, мальчик, ты будешь моей гончей и я дам тебе лучший кусок
потрохов, - позвал его Лак. Но Олору лишь передернул плечами и отвернулся,
спрятав полный отвращения взгляд под длинными, загнутыми вверх ресницами.
Накормив собак, герцог омыл руки и подсел к кострам, на которых уже
жарилось мясо. Олору с облегчением устроился рядом с ним.
- Ну, теперь спой мне ту песню, - потребовал Лак-Хезур.
- Она еще не закончена, - ответил Олору, поднимаясь на ноги и поспешно
отходя на несколько шагов.
Чародей тронул пальцем в замшевой перчатке одно из своих колец. Из него
вырвался голубоватый луч - тот самый, что пленил и удушил оленуху.
Олору знал, что кольцо это действует не только на животных.
- Я даю тебе, любовь моя, ровно три удара сердца на то, чтобы закончить
твою хвалебную песнь. А поскольку твое сердце бьется сейчас так, будто
вот-вот выскочит, я думаю, время пришло.
Олору опустил взгляд и запел своим высоким, нежным и чистым голосом: