"Танит Ли. Героиня мира" - читать интересную книгу автора

и занимался добычей продовольствия - показалась мне слабым утешением. Я даже
подумала: уж не по его ли наущению окружающие то и дело заговаривают о нем,
зная, что я услышу их. Впрочем, его интерес ко мне вызвал у меня одно лишь
недоумение, и казалось, мне никак не ускользнуть от его чудовищной злобы. Я
даже представить себе не могла, что он пожелает надо мной сотворить, какая
кара, какие пытки уготованы мне. Наверное, он меня изобьет. Мучаясь страхом
и безнадежностью, я решила во что бы то ни стало не выходить из экипажа и
все время держаться на виду. Хотя никто не мог и не захотел бы прийти мне на
помощь, я заметила, что при свидетелях он держит себя в руках.
Я до сих пор не понимаю толком, как мне удалось пережить тот первый
настоящий страх за себя. Но по прошествии времени, будь то даже ужас, и он
становится привычным, утрачивая если не остроту, то способность напугать или
вызвать потрясение.
Для выезда на пикник в маленькую колесницу впрягли двух пегих кобылок;
в нее и усадил меня Гурц. Колесницей правил толстоватый субалтерн-офицер,
приставленный к Гурцу в качестве адъютанта. Мне доводилось пару раз видеть
его в черном доме (он принимал участие в захоронении тетушки в саду). Мое
общество пришлось ему по душе, он обращался со мной с веселой
почтительностью и забавлял меня длинными запутанными шутками; когда он
смеялся, я вежливо вторила ему, хотя нить рассказа всякий раз ускользала от
меня несколькими минутами раньше, чем он успевал добраться до сути.
Позади нас и ниже по склону устало шагали легионы, иногда часть их
оказывалась впереди нас, мы же с громыханием катили наискось. Впереди скакал
на коне Гурц, останавливаясь, чтобы разглядеть какую-нибудь веточку или
сидящего на сучке жука, а в это время с деревьев пониже лошадь поедала
буковые орешки или желуди. Вдали звучал смех, мелькали яркие плащи: дамы,
высыпавшие пестрой гурьбой из экипажей, скакали верхом среди офицеров по
дорогам, окаймленным голыми деревьями. Светловолосая принцесса отправилась
на охоту вместе с отрядом тритарка. Младший офицер со вздохом сообщил, что
мы их не увидим, а жаль, ведь она так хороша собой, эта принцесса.
От его слов леса стали спокойнее, мягче, ярче. Я точно не разобрала. Но
солнце пробудилось и очистило от шелухи стебли диких желтых роз, загубленных
морозом, которые еще секунду назад висели, как мятые бумажки, и я увидела,
что они все еще горят огнем. Среди скинувших листву берез, среди похожих на
оперенные стрелы вечнозеленых деревьев голосили птицы. И тогда мне
вспомнился молодой человек в измазанной грязью рубашке, пристально глядевший
на птицу, стоя на прогалине - я вдруг поняла, что пугающее звучание возникло
во мне не из страха перед тритарком. Кто же тому причиной? Фенсер... нет, не
Фенсер. Даже лицо его не сохранилось в моей памяти. Будто его и не было
никогда.
Причиной тому сон, приснившийся мне еще в городе, давным-давно...
Гурц подъехал к нам, желая показать мне обезумевшую от солнечного света
ветку, на которой совсем не по сезону начали распускаться цветы. Как бы там
ни было, он отломил ее. Вот и вся награда за цветы. Как вишне, которую
срубили потому, что ее поленья ароматны.
Примерно в полумиле от нас, ниже по склону лесистого ущелья, устало
продвигалось вперед кронианское войско. Люди шагали где строем, где
вразброд; знамена свалены в телеги; вот выбираются из канавы повозки; вот
лежит мул, и его то лаской, то пинками пытаются поднять на ноги; вот боевая
колесница, а на ней четыре просевших мешка с мукой. Разрозненные виньетки,