"Танит Ли. Героиня мира" - читать интересную книгу автора

голову, и хмурый взгляд мгновенно исчез, словно чернокрылая птица. Он
улыбнулся, огромные зубы проступили среди бороды.
- Аххх, маленькие Кошачьи Глазки. Она пришла в хорошеньком платьице
ради меня.
Он тут же отослал крысака-слугу и мальчика и сам налил вина. Я
поставила на стол блюда. Ему пришлось каждый раз говорить мне, что делать
дальше, сама я этого не знала. Я налила ему супу. Он съел его. Затем я
как-то справилась со своими обязанностями, накладывая на тарелки мясо,
жареную капусту с изюмом, овощи в сметане и подливку.
Подразумевалось, что я должна при этом присутствовать. Я стояла. Он ел,
жадно отправляя пищу в рот, словно изголодавшийся бык, и щедро подливал вина
из графина в кубок. Рубиновая жидкость стремительно испарялась, пища
исчезала, скрываясь в его желудке.
Утолив голод, он поднял голову. И снова, улыбаясь, обратился ко мне.
- А теперь у вас на кухне хватает еды? - спросил он.
Я ответила, что, по-моему, хватает. Голос мой звучал как шелест
пальмовых листьев.
- А ты питаешься? Иди, вот стул, и садись, садись.
Он взялся угощать меня и стал накладывать еду на тарелку для хлеба;
надменный сфинкс на фарфоре измазался в соусе.
Он налил мне четверть стакана вина.
Сердце мое отчаянно рванулось, задохнувшись от боли воспоминаний.
- Вот, выпей, это полезно. Под всей твоей краской белое лицо. Ах вы,
городские девушки. А я родился в сельской местности, - с гордостью
проговорил он. - У наших кронианских девушек из тех мест щеки как клубнички.
Пока я понемножку клевала крохотные кусочки капусты и баранины, он съел
треугольный кусок сыру оранжевого цвета и попытался рассказать мне о своей
"сельской местности". Но тут знание нашего языка подвело его. Не в силах
подыскать слова, он рокотал, смеясь и досадуя, глаза его блестели. Я вдруг
догадалась: его охватило невероятное, неуместное веселье и возбуждение. Ему
хотелось насладиться пребыванием в этой уютной комнате с атласными обоями и
обитыми плюшем креслами, среди огня свечей и множества еды. А для полноты
счастья ему было необходимо, чтобы и я тоже порадовалась. Лой когда-то
говорила: "Всегда веди себя так, чтобы мужчине казалось, будто тебе с ним
очень хорошо". И я улыбалась в ответ своему врагу, так что от усилия у меня
заныла челюсть.
Через некоторое время он потянулся к полке для трубок и выбрал одну, из
лакрично-коричневого полированного дерева. Он набил ее табаком. Клубы дыма и
похожая на облако борода окутывали его улыбающееся лицо.
Я допила вино. И почувствовала, что надолго меня не хватит. Я - словно
туго сжатая пружина, которую пытаются сжать еще сильнее. Пусть он отпустит
меня поскорей.
Он что-то рассказывал мне: о том, как бегал мальчишкой по лесам, о
доме, о поместье, об охоте на волков, - и он упомянул о боге, но мне не
удалось толком разобрать его имени: все чаще и чаще он сбивался на свой
язык, язык Севера.
С течением времени его веселость иссякла. Он погрустнел. До меня
доносились долгие звуки, гортанные и звонкие, - погребальные песнопения и
обвинения на незнакомом языке. Взгляд его обращался ко мне в поисках
сочувствия. Он вздохнул, припомнив, вероятно, что я не кронианская девушка с