"Морис Леблан. Хрустальная пробка" - читать интересную книгу автора

испуганные глаза были залиты слезами.
- Где ты его взял? - спросила изумленная Виктория.
- На лестнице, он выходил из комнаты Добрека, - ответил Люпен, тщетно
ощупывая его трико в надежде, что ребенок унес из комнаты какую-нибудь
добычу.
Виктория растрогалась:
- Бедный ангелочек! Посмотри... он старается не кричать... Иисус-Мария,
его ручки как лед. Не бойся, малютка, тебе не сделают ничего плохого... этот
господин не злой.
- Нет, - сказал Люпен, - ни капельки не злой; но есть другой злой
господин, который проснется, если там будут продолжать этот шум у вестибюля.
Ты слышишь, Виктория?
- Ну? - прошептала Виктория, сразу испугавшись.
- А так как я не хочу попасться в западню, я бегу без оглядки. Идешь,
Геркулес?
Он завернул ребенка в шерстяное одеяло так, что виднелась одна только
голова, заткнул ему хорошенько рот и просил Викторию привязать его к своей
спине.
- Ты видишь, Геркулес, я смеюсь над ними. Ты увидишь людей, которые в
три часа ночи выкидывают ловкие штуки. Ну-с, полетим. У тебя не бывает
головокружений?
Он перебросил ногу через окно и встал на перекладину своей веревочной
лестницы. В одну секунду он спустился в сад.
Он все время слышал удары в дверь вестибюля. Удивительно, что Добрек не
просыпался от такого сильного шума.
"Если я не наведу порядка, они все испортят", - подумал Люпен.
Остановившись на углу, он измерил расстояние, которое его отделяло от
калитки. Она была открыта. Справа он видел подъезд, на котором двигались
люди; слева - домик привратницы.
Эта женщина вышла из своего помещения и, стоя возле подъезда, умоляла:
- Замолчите, замолчите же! Он придет.
- Ага, прекрасно. Эта милая женщина служит также и им. Как ловко она
это совмещает.
Он бросился к ней и, схватив за шиворот, сказал:
- Объясни им, что ребенок у меня... Пусть придут за ним ко мне, на
улицу Шатобриан.
Недалеко на бульваре Люпен нашел таксомотор, который, должно быть, был
нанят шайкой. Спокойно, так как если бы он был членом этой шайки, он сел в
автомобиль и велел ехать к себе.
- Ну, тебя не очень трясло? - спросил он ребенка. - Не хочешь ли
переночевать у нового дяди?
Ахил спал. Он сам приласкал мальчика и уложил его спать.
Ребенок как будто забылся. Его маленькое личико было проникнуто
каким-то выражением суровости, в котором были одновременно и страх, и
желание подавить его, желание кричать и жалостное усилие держаться от крика.
- Плачь, крошка, - сказал Люпен, - тебе легче станет.
Ребенок не плакал, но голос Люпена был так мягок и так доброжелателен,
что он успокоился немножко, и в его глазах и устах Люпен уловил нечто
знакомое, какое-то неуловимое сходство.
Это подтвердило некоторые его наблюдения. Факты связывались сами собой.