"Василий Алексеевич Лебедев. Искупление (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

громкого фырканья и прикосновенья к волосам. Вздрогнул, открыл глаза. В
ставке было сумрачно. На опорном коле висел, еле видимый, "брат хозяина" -
саягачи, а в распахнутом пологе входа торчала голова коня. Елизар
вскинулся, тронул рукой теплый еще войлок слева от себя, но женщины рядом
не было.
- Халима! - позвал Елизар громко и почувствовал в ответ, как ее рука
легла ему на лоб. Он повернулся, запрокинул голову и различил ее в
полумраке. Она сидела, поджав под себя ноги, в одном халате из розового
алтабаса [Алтабас - персидская ткань]. У самого его виска слоновой костью
светилось ее колено. Она сидела с ножом в руке.
- Халима! - Он испуганно приподнялся, но тут же в смущении лег снова:
женщина отрезала конец веревки и привязывала его к палке. Он уткнулся лицом
в полу ее халата, но она провела ладонью по волосам, отросшим до самых
плеч, и легко, без помощи рук, поднялась - так легко, как это умеют только
женщины Востока, чуть качнувшись телом вперед.
- Халима, прогони его! - пробурчал он по-русски. Она, верно, поняла и
отогнала коня от ставки.
Войлок, мокрый от ночной сырости, слегка подрожал и затих. Елизар
понял, он знал, что палка на веревке, которую прилаживала Халима снаружи,
это седер - запрет: входить постороннему нельзя. Такие знаки татары
вывешивают на ставках больных, но этим знаком пользуются и молодожены...
"Малоумная, - думал Елизар с жалостью. - Мнит, поди, что мы тут с ней
долгую жизнь заведем". Тут же он жестко прищурился, кляня себя за
неосторожность: татарка могла его сонного зарезать!
- Халима! - позвал он требовательно.
Она вошла и покорно легла рядом, забившись под шубу.
- А почто ты меня не зарезала? - спросил он снова по-русски и взял
нож, оставленный ею.
Она поняла. Посмотрела ему прямо в глаза - близко-близко, воззрясь ему
в зрачки, потом схватила нож прямо за лезвие. Он испугался за ее руку,
отпустил, и она отшвырнула нож.
- Вельми ты хороша, Халима... Сколько заплатил за тебя твой жених? -
Вопрос он задал по-татарски.
- Дорого, - ответила она и, похоже, не лгала.
- У него много жен?
- Он взял пять жен своего отца. Отца убили в Персии...
- И свою мать взял в жены? - изумился Елизар.
Она отрицательно покачала головой. Лицо было плохо видно в полумраке
еще не проступившего утра, а свет луны почти не проникал в ставку через
узкую щель полога, но он угадал, что Халима тоскует.
- Ты меня продашь? - спросила она.
- Того не ведаю, господь не умудрил, да и не доводилось мне бабами
торговать... - промолвил он задумчиво, забыв, что снова говорит непонятно
для нее.
- Ты меня продашь? - повторила она.
- А что за тебя дадут: ты теперь не девка... - пояснил он по-татарски.
Она закрыла лицо ладонями, круглыми, с пухлыми пальцами, привыкшими
сызмала доить коров, ставить в степи и на телегах ставки, делать войлок,
смазывать телеги, запрягать быков и управлять телегами в кочевьях и походах
- вершить эти важные дела татарской женщины... И в то же время - Елизар