"Василий Алексеевич Лебедев. Искупление (Исторический роман) " - читать интересную книгу авторагромкого фырканья и прикосновенья к волосам. Вздрогнул, открыл глаза. В
ставке было сумрачно. На опорном коле висел, еле видимый, "брат хозяина" - саягачи, а в распахнутом пологе входа торчала голова коня. Елизар вскинулся, тронул рукой теплый еще войлок слева от себя, но женщины рядом не было. - Халима! - позвал Елизар громко и почувствовал в ответ, как ее рука легла ему на лоб. Он повернулся, запрокинул голову и различил ее в полумраке. Она сидела, поджав под себя ноги, в одном халате из розового алтабаса [Алтабас - персидская ткань]. У самого его виска слоновой костью светилось ее колено. Она сидела с ножом в руке. - Халима! - Он испуганно приподнялся, но тут же в смущении лег снова: женщина отрезала конец веревки и привязывала его к палке. Он уткнулся лицом в полу ее халата, но она провела ладонью по волосам, отросшим до самых плеч, и легко, без помощи рук, поднялась - так легко, как это умеют только женщины Востока, чуть качнувшись телом вперед. - Халима, прогони его! - пробурчал он по-русски. Она, верно, поняла и отогнала коня от ставки. Войлок, мокрый от ночной сырости, слегка подрожал и затих. Елизар понял, он знал, что палка на веревке, которую прилаживала Халима снаружи, это седер - запрет: входить постороннему нельзя. Такие знаки татары вывешивают на ставках больных, но этим знаком пользуются и молодожены... "Малоумная, - думал Елизар с жалостью. - Мнит, поди, что мы тут с ней долгую жизнь заведем". Тут же он жестко прищурился, кляня себя за неосторожность: татарка могла его сонного зарезать! - Халима! - позвал он требовательно. - А почто ты меня не зарезала? - спросил он снова по-русски и взял нож, оставленный ею. Она поняла. Посмотрела ему прямо в глаза - близко-близко, воззрясь ему в зрачки, потом схватила нож прямо за лезвие. Он испугался за ее руку, отпустил, и она отшвырнула нож. - Вельми ты хороша, Халима... Сколько заплатил за тебя твой жених? - Вопрос он задал по-татарски. - Дорого, - ответила она и, похоже, не лгала. - У него много жен? - Он взял пять жен своего отца. Отца убили в Персии... - И свою мать взял в жены? - изумился Елизар. Она отрицательно покачала головой. Лицо было плохо видно в полумраке еще не проступившего утра, а свет луны почти не проникал в ставку через узкую щель полога, но он угадал, что Халима тоскует. - Ты меня продашь? - спросила она. - Того не ведаю, господь не умудрил, да и не доводилось мне бабами торговать... - промолвил он задумчиво, забыв, что снова говорит непонятно для нее. - Ты меня продашь? - повторила она. - А что за тебя дадут: ты теперь не девка... - пояснил он по-татарски. Она закрыла лицо ладонями, круглыми, с пухлыми пальцами, привыкшими сызмала доить коров, ставить в степи и на телегах ставки, делать войлок, смазывать телеги, запрягать быков и управлять телегами в кочевьях и походах - вершить эти важные дела татарской женщины... И в то же время - Елизар |
|
|