"Валерий Лебедев. Пятое время года " - читать интересную книгу автора

замечательные стихи. Я говорю: строчку. А мне - ну причем тут строчка. Там
же смысл: там, понимаете, он идет...
- Нет, строчку, строчку. Слова, которые вам запали в душу и которые
остались у вас навсегда в языке, в формуле.

Я вас любил, любовь еще быть может... Было такое? На холмах Грузии лежит ночная мгла... Редеет облаков летучая гряда... Среди миров в мерцании светил Одной звезды я повторяю имя... Есть речи, значенье темно иль ничтожно...

Было там такое? Не было. А мне: ну там ведь замечательный образ бойни,
как негуманного... Нет, это не то, это не поэзия. Другая природа.
Искусственная икра. Наверное можно есть. Но вряд ли нужно. Это совсем другая
система.
Я - Гойя, я - Гойя. Единственное, что я помню у Вознесенского. Это
очень плохо. Потому что выдумано все. Там не было ни Гойи и вообще не было
ничего. Аллитерация выдуманная, искусственная. Просто попалась под руку. Или
еще вот его вспомнил, "Уберите Ленина с денег" - это что - строчка? И
позиции его гражданские тоже всегда такие же придуманные, они нарочные.
Чего нет у Евтушенко. Он припадочный. Немножко. И от припадочности его
иногда прорывает в искренность. Он тут же в ней раскаивается. И начинает
лизать барину задницу. Прости меня, барин, я тут по неострожности
обмолвился, я так больше не буду. Но он все-таки обмолвливается, хоть по
неосторожности. А этот - он такой осторожный, он такой расчетливый. Он
такого своего "Ленина в Лонжюмо" сочиняет, что с души воротит.
Как-то рассказал мне один эпизод Миша Демин. Кто такой? Совершеннейший
подонок. Говорит, что урочка, но больше придумывает, что он урочка.
Двоюродный брат Юры Трифонова. Демин был несколько раз во Франции "в
составе", а потом его туда почему-то пустили уже одного. Потому что у него
во Франции тетя жила. И он так соскучился по тете, прямо жить без нее больше
не мог. Пустили, в общем. И он там навсегда остался, с этой тетей. Стал
невозвращенцем. А в общем там все сложнее... Теперь он во Франции выдумывает
массу сочинений про русскую поэзию и литературу. И вот он мне рассказывал,
причем рассказывал с ощущением восторженности, сам не понимая, что он
говорит. Вот мол, какой интересный человек Вознесенский. Однажды он
встретился с Вознесенским у Дома литераторов. Тот стоял грустный. Миша