"Валерий Лебедев. Пятое время года " - читать интересную книгу автора

спрашивает: ты чего такой грустный? Да не печатают, говорит, черт его знает,
почему. Потом они пошли в Дом литераторов. Выпили. Вознесенский говорит: "Ты
знаешь, я записался на прием к Демичеву (секретарь ЦК - В.Л.), пойдем со
мной вместе. Мишка отвечает: " Да мне-то зачем?" Вознесенский: "Ты ж пойми,
нам надо ему объяснить, что мы ИМ нужнее, чем все эти Фирсовы (официозный
поэт того времени- В.Л.), мы же для НИХ больше сделаем!
Мишка отказался, а Вознесенский пошел, и через три дня в "Правде"
появилось его стихотворение.
Это очень точно. Это жутко точный рассказ. Вознесенский действительно
такой. Валютный. Бесполосный. (тогда сертификаты без полосы были
эквивалентны "настоящей валюте" - В.Л.) Чек литер "Д" (тоже самое - В.Л.).
Свет дальних звезд.
Как-то слушал его "Симфоторию" или, хрен его знает, "Поэторию".
Постыдное зрелище, сил никаких нет. Не слушали? Это Щедрин на его тексты
написал такую симфопоэму. Там хор, солисты и сам Вознесенский. Стоит
дирижер, дает время от времени палочкой знак Вознесенскому. Тот читает три
строфы. Потом дирижер так делает хору, хор вступает. Потом оркестру на три
четверти. Оркестр вступает, пошел блям-блям-блям. Сыграл. Снова отмашка и
женский голос начинает без слов, вокализ такой: а-а-а. Потом снова палочкой
Вознесенскому, он снова дает свои три строчки. Да... сил никаких нет."
Мы налили и выпили (на записи слышно бульканье) за безнадежный успех
симфотории.
Сестра Люда спросила о песне, посвященной Евтушенко.
- Формально посвящения не было, - задумчиво ответил Александр
Аркадьевич. - Но он на нее очень обижается. Это там где "Как он мчал все
налево, налево, и направо, направо потом"? "Лишь кружит на своей карусели
сам себе опостылевший конь"?"
Галич ее всю поет, кончается она так: "И топочет дурацкая кукла и
кружит деревянная кукла, притворяясь живой".
И продолжал:
- Звонила жена Евтушенко. ""Весь Париж" возмущен этими стихами, просто
поражены, как можно было оскорбить..." Я ответил: "Галя, я так стихи не
называл". Что было правдой, они назывались "Так жили поэты". А что он
обижается, так шапка горит.

И вот что любопытно: при всем том у Галича не было личных врагов.
Все-таки он был очень доброжелателен к людям. К тем же Вознесенскому и
Евтушенко. Ирония относилась к стихам, к позиции, но не к личности. Когда я
был редактором -составителем книги воспоминаний о Галиче, то одна из статей
была представлена тем же Евтушенко, и он писал о Галиче очень тепло. Да что
там Евтушенко: в "Дневниках" Юрия Нагибина, в которых он довольно едко
отзывается почти о всех своих персонажах, об Александре Галиче Нагибин пишет
уважительно и даже с нежностью. Это чем-то напоминает мне воспоминания
Бунина, в которых тот тоже язвит своих современников-знакомых - кроме
Чехова, о котором пишет с любовью.

Александр Аркадьевич закурил, помолчал. Спел песню памяти Мандельштама.
Все сидели подавленные.
Но Александр Аркадьевич не любил траурного настроения. Сразу
последовала интермедия (она, к счастью, тоже осталась на пленке, поэтому