"Валерий Лебедев. Пятое время года " - читать интересную книгу автора

четыре строки".
На Красную площадь с протестом против ввода войск вышло 7 человек, и мы
это знали. Но у самих такой безумной мысли, конечно, не возникало.
А потом...

Месяц общения в Минске, песни, разговоры, разговоры. Потом встречи в
Москве, потом снова в Минске. Там поездки с Александром Аркадьевичем на моем
мотоцикле "Ява". Нужно было видеть эту картину: огромный Александр
Аркадьевич в шлеме, который торчал на макушке его большой головы.
"Бронтозавр на ящерице", - шутил он. Это были его первые в жизни выезды на
мотоцикле, которые его не только не пугали, а веселили и бодрили. По его
словам, самых сильных впечатлений от нашего общения в Минске было два.
Первое - это когда я в одной компании в доме будущего член-корра Михалевича
вместо живого Галича (он присутствовал тут же) включил для гостей магнитофон
с его песнями. Ибо там народ быстро надрался и мне было крайне неприятно
видеть, как большой поэт вынужден перед ними выдрючиваться. А потом и вовсе
его увез оттуда со словами: "Нечего вам тут делать, Александр Аркадьевич". И
мы тихо так, через сад ушли. Выяснилось, что это заметили далеко не сразу.
Александр Аркадьевич изумлялся: "Нет, Валера, я сам бы никогда не решился,
все-таки нас пригласили. Но в общем, правильно, что ушли."
А второе впечатление - это как раз гонка на мотоцикле. "Не страшно,
Александр Аркадьевич?" - спрашивал я после лихого поворота, спешиваясь
где-нибудь на лужайке на кольцевой минской дороге. "Нисколько, Валера. Я
недавно написал охранную песню-талисман "Когда собьет меня машина, сержант
напишет протокол". Так что с этой стороны я защищен."
А причина для песни была. В 1967 году, готовясь к празднованию 50-летия
Великого Октября, власти решили избавить народ от сочинителя пасквильных
песенок. Но один человек "из внутренних органов", большой почитатель Галича,
предупредил его об опасности. В том числе, и со стороны грузовиков. Минск,
Михоэлс. Галич хорошо знал Михоэлса лично и очень болезненно пережил его
убийство в Минске в 1948 г. Может быть, ОНИ решили тряхнуть стариной? Но
посадить в тот год точно хотели. У Александра Аркадьевича был товарищ,
заведующий нейрохирургической клиники, который поместил его на обследование,
примерно на месяц, пока не утихнут праздничные страсти. Александр Аркадьевич
попросил дать ему "общую камеру". Там уж он понаслушался, и народных
речений, да и о власти тоже.
Мы беседовали и беседовали. Приедем на мотоцикле в лесок, и обсуждаем
проблему ликвидации "Нового мира" и увольнение Твардовского. Как раз тогда
это, по слухам, готовилось. Он у меня, молодого человека, спрашивал: "Ну что
им стоит уволить и вообще закрыть журнал?" Я самонадеянно рассуждал, что это
приведет к массовому недовольству интеллигенции. И даже увольнение
Твардовского приведет к тому же - начнутся массовые отказы от подписки,
"разговорчики в строю". Нет, полагал я, они на это не пойдут. Но вы,
Александр Аркадьевич, скорбно улыбаясь, говорили: "Пойдут, Валера, они на
все могут пойти". Вы были правы в основном. Я - чуть-чуть. Журнал не
закрыли, но Твардовского уволили. Отказы от подписки были, но вовсе не
массовые.
Мое представление о времени было нахальным: казалось, всегда успею. Не
фотографировал Александра Аркадьевича. Правда, записывал его песни. И сейчас
у меня почти все его песни в "оригинальном исполнении". И частенько между