"Александр Лебеденко. Тяжелый дивизион " - читать интересную книгу автора

От заборов на тротуар ложились короткие тени, разделенные тонкими
солнечными линиями от щелей между досками, и, шагая по этой разграфленной
под лестницу полосе тротуара, Андрей вступил в предместье, где белые
деревенские мазанки, далеко отступив друг от друга, ютились среди огородов с
подсолнечниками и кукурузой по краям, с пугалами на грядах, с бельем на
заборах и хмелем по деревянным колоннам крылец, с привязанными злыми
собаками.
На одном из углов, обдав его пылью, пронеслась и сейчас же остановилась
коляска отца. Отец в судейской форме, высунувшись из экипажа, манил Андрея
рукой, и его дымчатые очки блестели на солнце золотой оправой.
Андрей ускорил шаг и подошел к коляске.
- Франц-Иосиф умер, слышал? Теперь Австрия развалится. - В глазах
Мартына Федоровича было несвойственное ему волнение; оно больше, чем
новость, смутило Андрея.
Не зная, что ответить, он издал какое-то неопределенное восклицание. Но
отец уже тронул рукой плечо кучера, и коляска покатилась, оставляя за собой
густой, долго не оседающий след пыли.
Петр лежал под деревьями в маленьком садике, который тут же переходил в
огород. Рядом, неестественно выгнувшись, чесала спину легавая сука Клара.
Вокруг Петра россыпью валялись огрызки яблок и груш. Брошенная газета была
усыпана стебельками травы, над которыми, по-видимому, только что потрудились
зубы и ногти Петра.
- Слышал, Франц-Иосиф умер? - сказал вместо приветствия Андрей.
- Да ну?
- Отец на улице сказал. Теперь Австрия рассыплется.
- А может, и не рассыплется.
Андрей почувствовал досаду. Во-первых, он дословно повторил вслух слова
отца, во-вторых, еще раз убедился в том, что Петр по-прежнему не разделяет
его настроений. Об Австрии надо было рассказать по существу, а потом уже
сделать вывод. Ведь Петр плохо знает историю.
- Видишь ли, Австрия - это лоскутная монархия. В последние годы она
только и держалась личным обаянием монарха. А теперь...
- Ну, развалится так развалится, - равнодушно перебил его Петр. - Туда
и дорога. Черт с ней, с лоскутной монархией.
- Да, но тогда наша победа ускорится.
- Ну, это бабушка надвое сказала. Во всяком случае, нам-то шею намнут.
- Дурак ты, Петр, вот что. Мычишь что-то у себя под забором сам себе
под нос. Никто, кроме тебя, так не думает.
- А ты проверял?
- Знаешь, с тобой никогда не договоришься; пойдем лучше купаться.
- Пошли! - Петр поднялся с травы, подтянул штаны, поправил ремень и
аккуратно сложил газету. - Погоди, возьму фуражку, печет здорово. - И он
бегом направился к дому.
На улице за воротами стояла женщина в светлой ситцевой кофте и в белом
с застиранными, тусклыми цветками платке.
- Что Мирон пишет? - спросил ее Петр.
- Написав одно письмо. Пыше, що у роти вже половыны нымае. Що ще нэ
знае, колы прииде. А тут никому у поли жати, та диты поболилы. Нэхай ему
лыха годына, оций войни.
Андрей смотрел на соломенный гребень соседней крыши, где аист на одной