"Иван Ле. Хмельницкий. Книга третья" - читать интересную книгу автора

18


Даже герцог Оранский не удивлялся дружбе Рембрандта с интернированным
казаком Кривоносом. Художник часто заходил к нему после окончания работы у
герцога. Поначалу наведывался во флигель с листами бумаги, а потом с
натянутым на раму полотном и с кистью. И, как всегда, с неизменной своей
палкой-топориком.
Обычно художник заставал Кривоноса стоящим возле портрета. Он, как
зачарованный, всматривался в полотно! Порой казак даже не слышал, когда в
комнату входил художник, который с первой же встречи стал для него
близким, задушевным другом. Каких только усилий он не прилагал, чтобы
разузнать для Кривоноса, удалось ли спастись его друзьям тогда, летом. Вот
прошла уже зима, и яркое весеннее солнце манило казака на волю...
- Все-таки не терпится. Я же просил пока не смотреть. Еще не
понравится, ведь там столько недоделок, случайных мазков, - с упреком
говорил Рембрандт Кривоносу, выводя его из тяжелой задумчивости.
- Виноват, мой добрый пан Харменс. Виноват, по и не в силах сдержаться.
Многим ли из нас, простых людей, выпадает такое счастье, чтобы при жизни
увидеть себя на картине. Это же не отражение в миске с водой моего
уродливого хлопского лица, - сказал Максим, показывая на свой нос.
- А мы, художники, не видим телесных изъянов за благородством
человеческой души, - ответил воодушевленно Рембрандт.
- Вот и говорю, что верно посоветовал мне пан художник повернуть голову
в сторону, чтобы на портрете не так резко бросалась в глаза болячка на
носу, да и злость нашего брата на весь этот... панский мир!
- И снова прошу пана Максима успокоиться. Портрет ведь еще не закончен.
Вот так прошу и сидеть... Да голову, голову повыше, казак мой!
Во время работы Рембрандт иногда произносил отдельные слова, думая
вслух. Кривонос знал, что отвечать на них не следует. Потому что этим
только помешаешь художнику, увлеченному работой. Он отвлечется, начнет
расспрашивать и рисовать уже больше не будет. С ним не раз случалось
подобное. Рембрандт рисовал Мадонну во дворце герцога. Однажды он
пригласил Кривоноса посмотреть его работу. Мадонна казалась ему простой и
искренней, как крестьянская девушка, и словно просила его подружиться с
ней.
- На такую не грех и молиться!.. - восхищенно воскликнул Максим.
Но Рембрандт вдруг как-то испуганно вздрогнул, посмотрел на друга и
бросил кисть...
Человеческое обаяние в образе богоматери, так восхитившее Кривоноса, не
нравилось заказчикам картины. И, выразив свой восторг. Кривонос невольно
напомнил художнику об этом.
Поэтому Максим дал себе зарок - никогда не разговаривать с Рембрандтом
во время его работы!..
- Ну вот... Теперь прошу, мой гидальго, пан Максим. Можно смотреть,
даже критиковать. Сейчас и я погляжу на этот портрет, как на чужое
полотно. Пусть стоит здесь возле окна. Мне еще не один раз придется
приходить смотреть на него, покуда не привыкну, как к чему-то близкому,
родному.
И они стали рядом, - стройный казак в поношенной шапке и потертом